Дэвид Арнольд - Москитолэнд

Дорогая Изабель.

Гаснет свет.

Поднимается занавес.

Играет перкуссионная шпионская музыка. (Из нуара, не из «Бонда».)

Стоя в тени деревьев на крыше с бассейном в окружении жирных пьяных идиотов, Наша Героиня лицом к лицу сталкивается с другого рода тенью – со своей Немезидой, извечным врагом, Теневым Пацаном (тан-тан-та-а-а-ан!). И он проверяет на прочность ее теорию о том, что в любом герое сокрыт порок, а в злодее – добродетель. «Если в сердце Теневого Пацана есть хоть капля добра, – думает Наша Героиня, – то спрятана она на совесть» Не в первый раз ее теория подвергается проверке, и точно не в последний.

С более чем небольшой помощью сообщников Наша Героиня вырывается из лап Тени. Живая, невредимая, свободная. К несчастью, теперь она вынуждена столкнуться с глупым констеблем Ренди, и хотя Наша Героиня не сделала ничего плохого…

Ладно, вырезать, вырезать, вырезать.

Прости, я собиралась до конца сохранить всю эту шпионско-богартовскую черно-белую фигню а-ля сороковые, но, если честно, нет сил. Я слишком голодна. И зла. И голодна и зла, и уверена, что ты все поймешь.

Итак.

Кажется, в Кентукки властвует муссон реаль ности и отчаяния.

Откуда я знаю?

Да просто прямо сейчас я сижу в комнате для допросов полицейского участка Независимости. Я не арестована или типа того, но, похоже, такие мелочи как конституционные права здесь мало кого волнуют. В Независимости. (Знаю. Иронично. Я просто… не могу.)

В общем, кажется, у меня есть время, так что давай поговорим о Причинах.

Причина № 7 заканчивается таблеткой и начинается с медведя гризли.

МЕДВЕДЬ ГРИЗЛИ

(Страшный. Убиенный. Набитый. Почитаемый.)

Свирепый? Ага.

Неуместный? Бинго.

Ключевой элемент в приемной самого потрясного врача в мире? Можешь даже не сомневаться.

Я до сих пор помню свой первый визит к доктору Макунди, как будто это было вчера. В приемной лежали игрушки для детей и журналы для родителей, а также стояло чучело гризли в натуральную величину. Для всех.

В то первое из не более сотни посещений кабинета Макунди я подошла прямо к гигантскому коричневому медведю и коснулась его когтя. Мне тогда едва исполнилось одиннадцать, а это был медведь, так что какой тут выбор? (Ну в смысле… Это был медведь. Медведь!) Так что я стояла там, съежившись в его навсегда неподвижной тени, и смотрела в его остекленевшие глаза, уверенная, что в любой миг зверь очнется и проглотит меня. Я вспоминала свою любимую сказку из детства – «Пьер» Мориса Сендака, о льве, который проглотил непослушного мальчика по имени Пьер. (Ты читала? Боже, потрясающе жуткая книжка!) В общем, будучи довольно непослушной, я не сомневалась, что медведь окажется таким же, как тот лев, а значит, запросто меня слопает.

Но он не слопал.

– Мим. – Отец рукой подозвал меня к себе.

Очевидно, он не уважал убитых/набитых медведей. Неохотно оторвавшись от пугающего чучела, я уселась в кресло между родителями.

– Ты ведь не против, что пришла сюда? – уточнил папа.

Я кивнула. В конце концов, там был медведь.

Мама притянула меня в объятия:

– Если какой-то из вопросов доктора Макунди тебе не понравится, просто скажи, хорошо? Мы уйдем, как только захочешь.

Папа, думая, что я его не вижу, закатил глаза. (Это закатывание, а также раздувающиеся ноздри станут его визитной карточкой, преследующей меня все подростковые годы.)

– Не всегда все дается легко, – сказал он. – Но ты ведь сильная? Моя сильная девочка. Ты же ответишь на все вопросы доктора, а, силачка?

Я кивнула, потому что там был гребаный медведь.

Ладно, перехожу к делу, Из, поскольку множество визитов к врачу отнюдь не стимулируют чтение. Доктор Макунди оказался очень славным врачом. Невысокий, круглый, с извечным галстуком-бабочкой. До него я не встречала восточных индийцев с рыжими волосами. Рыжими, как у семейства Уизли. На самом деле, он шутил, что ирландец в бегах. («Даже в моем имени замаскирован намек… МАК-унди» – говорил он. И смеялся чертовски искренне.) Он позволял мне говорить, когда я в этом нуждалась, и говорил сам, когда мне хотелось слушать. Он даже включал фоном Элвиса, хотя я не просила. Следующие четыре года мы с Макунди не спеша «подбирались к корню» как он это называл. Его методы: ждать, говорить, думать, смотреть, слушать. Посиделки с ним требовали терпения и определенной дерзкой индивидуальности. Я этим обладала в избытке, так что прием сработал. У Макунди была своя практика, что в наше время не такая уж редкость, но он и правда работал по старинке. Не привязанный к какому-то одному популярному лечению или мощной фармацевтической компании, он играл в игры и рассказывал истории, потому что, цитирую, «жизнь куда фантастичнее любой фантастики» Он все делал по-своему. И мне этого хватало. Как и маме.

А папа не впечатлился.

Все началось с умного мужика по имени Шнайдер, написавшего умную книгу, которая помогла многим людям. Папа эту книгу прочитал и вступил в ряды фанатиков. Да, вступить куда-то не всегда плохо. (Например, в НАТО.) Но иногда просто ужасно. (Например, в нацистскую партию.) Папа уверовал, что есть лишь один правильный способ решить проблему. Точнее, мою проблему. И угадай, кто этого сделать не мог? (Подсказка: у него был медведь.) В самом начале, как оказалось, нашего последнего сеанса, когда доктор Макунди не успел добраться еще даже до веток, не то что до корня, вмешался папа.

– Нам нужно поговорить, – заявил он.

И как злой засранец, бросающий девушку, объяснил приветливому доктору, как и в чем тот нас подвел.

…Шнайдер то и Шнайдер это…

…Методы Макунди, хоть и похвальны, просто уже не актуальны в этот день и век…

– В какой именно день и век, мистер Мэлоун? – спросил Макунди.

– День и век новых открытий в мире медицины, – ответил папа.

Доктор сидел по другую сторону покосившегося деревянного стола, глядел поверх очков и слушал, как отец извергает чужие мысли. Помню, как смотрела на лицо Макунди, пока папа говорил, и думала, что этот человек в некотором роде был продуктом собственных теорий, более фантастичный, чем фантастика. Мы потратили бесчисленные часы сеансов, пытаясь сосредоточиться на фактах и примирить реальность с какой-то там нереальностью в моей голове. Но если доктор Макунди, индийско-ирландский-любитель-гризли-в-гластуке-бабочке, чему-либо меня и научил, то тому, что наш мир может быть поразительно нереальным.

Добрый доктор снял очки и тихонько заговорил:

– Симптомы психоза, мистер Мэлоун, еще не есть психоз. Уверен, и сам Шнайдер с этим бы согласился, будь он сегодня здесь. Увы, его уже нет. Большая часть его работ, как вы несомненно знаете, опубликована еще в двадцатых. – Он подмигнул мне и перевел взгляд на папу: – Безусловно, день и век новых открытий в медицине.