Дмитрий Валовой - Поиск (Экономическая повесть)

– Это и чувствуется, – с едва заметным оттенком иронии сказала Лаврентьева. – По форме вы очень гладко написали брошюру, по существу же – на каждом шагу встречаются моменты, которые вызывают недоумение. О них я скажу несколько позже, а вначале попробую коснуться сути экономической науки, в отсутствии которой нас пытаются сегодня убедить. Правда, вы, Генрих Яковлевич, более благосклонны, чем Владимир Михайлович, и видите эту науку хотя бы «в зачаточном состоянии», то есть вместо «белого» вы находите «серое» пятно. Мне очень бы хотелось посоветовать вам, Генрих Яковлевич: освободитесь от миссии создателя науки, о которой вы столь заботливо печетесь. Вовсе не на вас выпала такая миссия. Изучите сначала собственную науку, а потом уже совершенствуйте ее. Изобретать велосипед заново вряд ли следует!

– Круто взяла, жестко, – шепнул Комаров Васильеву. – Но пока, извини, – бездоказательно… Как думаешь?

– Будут и доказательства, погоди, – загадочно улыбнулся Васильев.

– Я работаю над темой, посвященной развитию политической экономии социализма, и мне, естественно, постоянно приходится иметь дело с архивами, – продолжала между тем Лаврентьева. – В них столько интереснейшего! Встречаются и материалы экономических дискуссий. И я все больше убеждаюсь, что мысли, высказанные тогда, и сегодня не устарели: мы изучали, писали историю экономики, не зная как следует предыстории…

Полностью согласна с товарищами, которые подчеркивают большую роль решений Двадцатого съезда партии и постановления ЦК о преодолении последствий культа личности. Проблемы развития советской экономической науки в тот период разрабатывались крайне слабо. В первую очередь пропагандировались сталинские высказывания и положения. И вполне закономерно, что уровень экономических исследований отставал от жизни, что экономическая наука оказалась в большом долгу у хозяйственной практики.

В этой связи, на мой взгляд, в последние годы все более заметно проявляются две крайности. Представители первой из них полагают, что в отставании экономической науки повинен Сталин. Это упрощенное и одностороннее объяснение. Конечно же, культ личности отрицательно сказался и здесь, однако тогда научные учреждения и экономические ведомства не бездействовали. Сталин, как правило, поддерживал или отвергал чьи-то разработки и предложения. Вспомним, что предшествовало его работе «Экономические проблемы социализма в СССР»? После экономической дискуссии Сталину направили проект учебника с предложениями по его улучшению и доработке, а также «Справку о спорных вопросах». Изучив эти материалы, он и написал свои «Замечания по экономическим вопросам, связанным с ноябрьской дискуссией 1951 года», которые стали основой работы «Экономические проблемы социализма в СССР». По многим важным вопросам Сталин поддержал, а в ряде случаев и развил взгляды большинства экономистов. Об этом он говорил и на встрече с экономистами в феврале 1952 года.

«Можно ли считать, – спросили Сталина, – правильной схему раздела „Социалистический способ производства“, данную в предложениях по проекту учебника?»

«Со схемой, имеющейся в „Предложениях“, согласен», – ответил он.

«Правильно ли, – задали ему еще вопрос, – что дифференциальная рента в СССР должна полностью изыматься государством, как это утверждали отдельные участники дискуссии?»

«По вопросам дифференциальной ренты я согласен с мнением большинства», – подтвердил Сталин.

Сегодня выяснилось, что принятая тогда концепция о дифференциальной ренте не способствует в должной мере повышению эффективности сельскохозяйственного производства. Чья же в этом вина? Думаю, что в этом недоработка прежде всего «большинства». Но это, так сказать, теория.

При разработке крупных военных операций, как теперь нам с вами известно, Сталин выслушивал командующих фронтами и соединениями и, бывало, изменял свое предварительное решение. Проведу параллель. Я много работаю в архивах, внимательно слежу за экономической литературой, однако не нашла еще примеров, когда руководители отраслей и сфер народного хозяйства после экспериментальной проверки предлагали новые, более эффективные методы хозяйствования и их отвергли. Видимо, готовых, проверенных практикой предложений по улучшению управления народным хозяйством у «командующих-практиков», так же как и у ученых в свое время, не оказалось.

Что же касается второй крайности, то ее представители, обоснованно критикуя отставание экономической науки, перечеркивают вообще все ее прежние достижения. Вместе с водой они выплескивают и ребенка. И на нашей встрече это отчетливо прозвучало. Поэтому, если вернуться к рассуждениям о «белом» и «сером» пятнах на месте экономической науки, то с ними я согласиться не могу. Считать, что якобы подлинное развитие экономической науки социализма началось лишь в последние годы, это все равно что начать летосчисление с момента появления на свет собственной персоны. От истории никуда не уйдешь. Обратимся к некоторым ее моментам.

Так, в начале двадцатых годов Бухарин утверждал, что политическая экономия как наука может иметь своим объектом исключительно и только товарно-капиталистическое общество. Взгляды эти он обстоятельно отразил в работе «Экономика переходного периода». Его кредо: конец капиталистического товарного общества будет концом и политической экономии. В печати появились критические выступления. Острую отрицательную рецензию на книгу Бухарина написал Михаил Ольминский. Это очень рассердило автора, и он ответил рецензенту в резкой, можно сказать, оскорбительной форме. Тогда в полемику включилась Елизарова-Ульянова. Она беспощадно раскритиковала Бухарина, и в частности за недостойную форму в обращении коммуниста к коммунисту, допущенную в ответе на критику Ольминского.

А в 1925 году известный экономист Иван Иванович Скворцов-Степанов выступил с докладом в Коммунистической академии на тему «Что такое политическая экономия?». Он убедительно доказал тогда: отрицать политическую экономию социализма – значит отступать от положений классиков марксизма-ленинизма. «Невыразимая нелепость!» – так окрестил Скворцов-Степанов догму об отрицании политэкономии.

Хочу особо подчеркнуть, – понизила интонацию Лаврентьева, – что дискуссия проходила до выхода в свет замечаний Владимира Ильича Ленина на книгу Бухарина «Экономика переходного периода».

Она чуть помедлила с началом следующей фразы, глянула на сидевших в одном ряду Бельского и Кузнецова. У единомышленников было и единое выражение лица в этот момент: наигранная непроницаемость, невозмутимость. «Ничего, – почему-то с некоторой злостью в душе, с растущей неприязнью к союзникам по заведомо ложной научной мысли подумала Лаврентьева, – слетит с вас эта искусственная позолота рекламы!»