Марина Назаренко - Где ты, бабье лето?

— Ты не понимаешь — могу.

— Олька?! Функционерка несчастная!

Ольга расхохоталась. «Функционерка несчастная»! Она смеялась, а «функционерка несчастная» почему-то погнала мысли, смешала, запутала их. Черт знает что. Может, и возможно женское счастье… «заслуженное»!.. если сорваться и удрать без оглядки. С Филатовым. Скажем, на Магадан…

Она с удивлением прислушивалась к себе.

— Ну скажи, ответь! — не отступала Вера.

— Ты знаешь, — сказала Ольга, впервые со времени встречи улыбнувшись доверчиво, и смугло-загорелое, темноглазое лицо засветилось лукавством. — Игорь — он как-то умеет появляться вовремя, он всегда появляется вовремя. А ты — дело его рук.

— Олька! — Вера вскочила, налетела, обняла, сжала, обдав знакомым теплом и опять-таки давним ощущением надежности.

Она пошла по кабинету, оглядывая стены, обстановку, впечатывая шаги в пол.

— Я хотела бы все посмотреть, со всем познакомиться.

— Я дам тебе этот гроссбух, — протянула Зимина книгу в красном коленкоре. — Изучай на здоровье! До утра все поймешь о нашей многокрасочной жизни. Я попрошу ввернуть тебе лампу посильнее.

Вера посмотрела обескураженно.

Ольга отвела глаза:

— В общежитии у нас приятная обстановка. — И устыдилась: — Не обижайся, Верушка. Завтра уж ко мне, ладно?

— Он приедет к тебе сегодня? — Нет, Вера не обижалась, она поняла. — О чем тогда речь? А завтра…

— Завтра я за тобой приеду. Прямо с утра.

Окна заволокло сумраком. «Неужели дождик?» — озаботилась Зимина.

Задлинькал, зазвенел телефон.

— Что же я в райком-то? Ну, пропала! — Она подняла трубку и узнала голос знакомой секретарши.

— Ольга Дмитриевна? Серафим Антонович вас просит…

Светлана накрыла на стол, как всегда, на кухне — у нее все было готово. От рыжего борща в тарелке пар плыл в лицо Ольге.

— Устала сегодня? — спросила Светлана, намазывая хлеб маслом и подвигая.

— Зачем ты мне масло?

— Ешь. Организм должен ежедневно получать масло и сахар, эти дурацкие ограничения только нарушают обмен, — она говорила назидательно и требовательно-резонно — будущий доктор проклевывался в ней. «Или просто она дочка моя?» — Ольга насмешливо косилась на Светлану.

Когда-то Ольга была такая же тоненькая. Ну нет, поплотнее, конечно. И лицо у Светланы поуже. Волосы завивала мелко, как мать, но они у нее до плеч, получалось нечто экзотическое. Неужели это нравится мальчикам? Ольга желала, чтобы Светлана нравилась, хотя со страхом думала, что дочь может когда-то покинуть ее. Пока у них отношения доверительные.

— Была в горкоме? — спросила Светлана, так и не дождавшись, что мать заговорит.

— Нет, обговорили по телефону.

— И что?

— Сказала — надо маленько погодить, еще не решила.

— Значит — ты решила! Ну конечно! Мы же вчера окончательно договорились, мама?! Будешь тащить совхоз, пока не сковырнешься! Неужели тебе не надоело, что у нас нет дома? Разве это дом? Тебя нет — и дома нет.

— А очень ли он нужен? Тебя еще не будет столько лет. А приезжаешь — это твой дом, доча, с меня достаточно.

— Приходится так говорить, — поникла Светлана.

Кое-как она доела ужин, спросила:

— Мамуля, я на танцы — ладно?

Ольга посмотрела внимательно: естественно, у дочери своя жизнь. А может, дочь знала, что приедет Игорь?

— Никто не звонил? — спросила она.

— Нет.

— Иди. Только недолго, я всегда так волнуюсь. — Конечно, конечно, у нее своя жизнь…

— Ты же знаешь, меня проводят.

Она знала. Это и успокаивало, и настораживало.

Светлана стала наряжаться, красить свои милые глаза, то есть портить их, делать старше и опытнее.

На звонок Ольга Дмитриевна не кинулась открывать. Подождала, чтобы к двери подскочила Светлана — Игорь должен сразу видеть, кто дома. Впрочем, они ладили — то ли он нравился девочке, то ли она хотела матери счастья.

— Здрасьте-здрасьте! — говорила Светлана, и голос был улыбчивый. — Кто пришел к нам, мама! — позвала она.

И суетилась, и прыгала, и обставляла неожиданность так, что Ольга опять подумала: «А ведь знала, что приедет. Предполагала».

Ей сразу стало нехорошо. Фальшь клейко оплетала ее.

Игорь встряхивал подмокший на дожде плащик, нарочно брызгая прямо на Ольгу:

— Вот и надейся на бабье лето! Теперь у меня картошку с грязью смешает.

Светлана объявила, что уходит. Объявила со слишком беспечным лицом.

— Подожди, зайчонок, — сказал Игорь — он давно уже звал ее так. — Посмотри, я принес, — и приподнял магнитофон, который держал. — Вы одни? Ну, как кандидатура? — затаив смешок, спросил Ольгу.

— Что мне тебе сказать? Мальчишка, фокусник, гусар! Рубишь сук под собой, — резко отвечала она.

— Не понял? — нахмурился он.

Но они были довольны друг другом, их глаза говорили, что они довольны друг другом — они просто не могли оторваться друг от друга.

— Посмотри, какая калина! Я и не заметила, как созрела. Вера прямо обалдела. Отломила себе сук и мне. Сидит сейчас в общежитии, на калину глядит.

— А вы с ней чем-то похожи.

— С калиной? — спросила Светлана.

— Ты не представляешь, что он выкинул! — смеясь, Ольга ушла переодеваться.

Игорь Сергеевич со Светланой включили магнитофон в большой комнате и стали колдовать над ним; щелкали кассеты.

Ольга Дмитриевна накинула платьице попроще, посвободнее. Хриплый знакомый голос известного артиста, пленявшего на данном историческом этапе мир пугающе откровенными песнями собственного сочинения, постанывал, похрипывал за стеной, выкрикивая слова.

— Мама, иди сюда!

Надо было идти и слушать — Игорь давно уже обхаживал девочку, таскал ей всякую модную чепуху и нечепуху, возил в монастыри, приручал, одним словом.

Ольга подошла. Они пошебутились, погоняли взад-вперед пленку, нащупали нужное.

Певец речитативом возносил какого-то циркача, идущего по канату. Циркач рисковал жизнью, но… «зачем-то ему надо было пройти», — удивлялся поэт. «Зачем? — насмешливо слушала Ольга. — Чтобы заработать деньги, раз он это умел делать лучше всего». Ему мешали аплодисменты, запрокинутые вверх любопытные лица, мешали прыгуны — с высоты они казались карликами, — а ведь ни вправо отклониться, ни влево: смерть! Но… «зачем-то надо было пройти». Он, конечно, разбился, однако явился другой, которому тоже «зачем-то надо было пройти»… «Зачем-то надо было пройти»…

— Да это про нашу Олю! — сказала Светлана и засмеялась, хитренько глядя на мать.

«Она не могла сказать при нем „про нашу маму“, и вот появилась „Оля“», — с печальным прозрением подумала Ольга.

Игорь Сергеевич молча, вопросительно смотрел на нее — он тоже хотел знать, дала ли окончательное согласие Белоголовому, и она тоже засмеялась: