Геннадий Руденко - Чабанка

Дубовой был приблатненный парень из Молдавии. Погонялом ему служила фамилия, только если фамилия имела ударение на последнее «о», то в кличке ударение получалось на первое «о» и слегка менялось окончание — Дуб о вый.

— Сколько тебе надо времени наручники забацать? — спрашивает Корнюш Дуб о вого.

— Неделя.

— Не выеживайся.

— Ну, дня три, если от работы освободите.

— А если надо на завтра, на утро? И отпуск на трое суток.

— Тогда будет завтра, — Дубовый криво усмехается.

— Иди, делай.

Надо сказать, что уже вечерело. Как можно было изготовить наручники за одну ночь? Невероятно, но утром Дубовый пришел в каптерку старшины ещё до завтрака и положил на стол наручники.

— Товарищ прапорщик, если ещё часа три дадите, то успею их почернить.

Мы со старшиной стали рассматривать работу. Грубо обработанная напильником сталь, но самодельный замок работает, ключик хитрый, а на наибольшей поверхности номер, стервец, выбил, типа, наручники номерные, заводские. Позже Дубовый научил меня секрету, как открывать наручники без ключа, не только наручники его изготовления, но и любые. Что и говорить — мастер.

Мне выправили все необходимые документы в штабе и я рванул на вокзал. На прощание, выдавая мне деньги на покупку книг, старшина дал мне черные кожаные перчатки.

— А это зачем, товарищ прапорщик?

— Ты, когда этого мудака к себе будешь пристёгивать, наручник на себе поверх перчатки надень. А то, если он будет дергаться, наручник и на твоей руке будет затягиваться, будет больно. А так перчатка тебе поможет руку не ободрать. Ну, давай.

— Спасибо.

И я рванул на вокзал. Билет удалось взять только в общий вагон пассажирского поезда. В вагоне был просто «табор уходит в небо» — цыганское шатро. Но было весело, жаль только, что я пить с ними ну никак не мог. На последних остановках перед Унгенами все пассажиры из вагона повыходили. Я остался один. Уже вечерело, когда поезд подошёл к железнодорожной станции Унгены. Было сразу видно, что рядом граница. На перроне пограничники проверяют документы у редких пассажиров, сошедших с поезда. Другие пограничники шмонают вагоны с овчарками — не остался ли кто. Там и сям высокие заборы с колючей проволокой поверх. Необычно холодный яркий свет заливает перроны.

У меня тоже проверили документы и подсказали, где найти комендатуру. Комендатура располагалась прямо в здании вокзала. Всей комендатуры было — пара комнат, в одной из них я нашел пожилого капитана, доложился.

— Ждем тебя, старшой. Забирай нахуй своего беглеца. У меня личного состава не хватает сторожить его.

— А где он?

— Мы его в «собачнике» милицейском закрыли пока. Здесь, при вокзале.

— А как вы его поймали?

— Он, козёл, на электричке приехал. С вагона не вышел, под полку залез, спрятался, значит. Под полкой его собака и нашла. На допросе говорил «через границу хотел перейти». Вот придурок, как же ты на электричке границу переедешь? Это ж только международный вагон через границу пропускается, а для электричек и прочих пассажирских Унгены — станция конечная. У вас, что там все такие дебилы в стройбате, сержант?

— Среди рядового состава — не очень, а так хватает.

— Ну, тогда вот тебе на него документы, протокол задержания, как говорится, распишись и уёбывай, — не обратил внимания на мою наглость капитан.

— А как же я сейчас уеду? Мне бы переночевать здесь в городе, а завтра назад.

— Какой завтра?! Тем же поездом, что приехал, через час и уедешь назад. Сейчас состав приберут и податут к первой платформе. Тебя в вагон посадит мой заместитель.

— Я бы лучше переночевал, товарищ капитан, — стал канючить я, — завтра назад поеду.

— И в город тебя никто не выпустит и зачем ждать? Все равно до Одессы только этот поезд прямой, все остальные с пересадкой. Ты что по Кишиневу с бегунком погулять хочешь? Чтобы дернул он от тебя при первой же возможности? Тогда и тебе трибунал.

— Но…

— Никаких «но». Отставить разговоры, товарищ старший сержант! Кру-гом! Шагом марш!

Вот те раз! А как же клондайк? Прошвырнулся я по маленькому вокзалу, нашёл один книжный киоск, но он был уже закрыт, даже книжки за стеклом рассмотреть не смог, они были прикрыты старой нестираной простынью — чтобы обложки не выгорали.

Делать нечего, забрал я Узкого из собачника и поплелись мы обратно в комендатуру. Когда у лейтенанта, помощника коменданта нашлось время для нас, поезд уже давно стоял на перроне.

— Подвези этих двух военных до Одессы, — обратился он к пожилому небритому мужику в грязном кителе проводника, стоящему около своего вагона.

— Ни одного места свободного.

— Ладно не бреши, найдёшь — вагон то общий. Ну, бывайте служивые, привет Одессе-маме!

Мы полезли в вагон, в нос сразу ударила страшная вонь — смесь запахов сотни немытых тел, грязных носков, смрада неубранных туалетов, сероводорода варёных яиц, лука и плотного перегара. Мы прошли по вагону, вагончик был похуже чем тот, в котором я ехал сюда. Света не было, но и того света, что бил в окна, было достаточно, чтобы убедиться — ни одного свободного места нет. Я уже целый день провёл в общем вагоне, если теперь предстоит ещё и бессонная ночь в тамбуре… Решил идти к проводнику. Мы начали пробираться назад сквозь баулы и тела с прикованным ко мне Узким в начало вагона.

— Уважаемый, нам места нужны.

— Я же сказал, мест свободных нет, — проводник дыхнул на меня всем букетом вагона, разве что запах перегара был замещён ароматом свежепринятой буряковки.

— Нам положено.

— Ух ты, наглец какой! Постыдись. Здесь люди пожилые без мест, а ты молодой. Постоишь.

— Мы не можем стоять.

В доказательство своих слов я поднял руку, желая продемонстрировать браслеты. Это произвело впечатление. Проводник забегал, причитая:

— Ох, ты, Боже мой! Как же это так? Такой молодой. Эй, товарищи, а ну подвигайтесь, место ещё одно надо.

Люди недовольно ворчали, но двигались, видно проводнику ведомы были секреты, как управлять трехмерным пространством. Вскоре он позвал нас:

— Э, солдатики, идите сюда. Инвалид пусть здесь сядет, а второй — вон на боковом.

— Какой инвалид, батя? — до меня дошло, что это он в темноте только перчатку черную на руке моей разглядел, а браслет то и не увидел, — Нам два места рядом надо, преступника я везу.

Я потряс поднятой рукой, за моей рукой тянулась и рука Узкого. Наконец все увидели, что мы в наручниках. Люди запричитали, забеспокоились и места нашлись сразу, мы сели рядом. Удивительно, но за всё это время, прошедшее с нашей встречи в «собачнике», Узкий не сказал и пяти слов.

Поехали. Спать ещё не хотелось, но хотелось курить. Когда ситуация в вагоне с местами полностью устаканилась, я дёрнул чухонца на перекур. За нами в тамбур пошёл парень, едущий в нашем же купе. Я насторожился, ведь доброхотов в мире навалом, решит сейчас освободить узника совести, что я буду делать? Но оказалось все с точностью до наоборот — в тамбуре, закурив, парень сразу предложил мне: