Геннадий Руденко - Чабанка

Передачкой, что привезла Лариса в соответствии с моими строгими инструкциями, старшина был доволен, хотя ничего особо ценного ему пока не перепало. В каптерке меня вечерами полностью замещал Войновский и ему это, похоже, нравилось все больше.

Лариса пробыла у меня две недели. Конечно, в выходные я получал полновесную увольнительную, одевал парадку и мы ехали в Одессу, бродили, узнавали ее с улицы, на «изнутри» денег не было. Пару раз Лариса приезжала на Кулиндорово, наши парни преображались, старались быть галантными и остроумными. Классное было время! К сожалению, чаще она не могла добираться до места моей работы — жара и общественный транспорт не лучшие спутники беременности на половине срока. Даже более того, к концу второй недели Лариса почувствовала себя хуже, сказались пребывание на солнце, купание и плохое питание.

— Геш, рисковать нельзя, ты должен жену отвезти домой сам, — глаза старшины горели алчным огнем озабоченности здоровьем моей половины.

— Дык, я бы да, а кто ж отпустит?

— Ну, вы же с Кривченко теперь кореша, вот и веди к нему Ларису, он и отпустит, а я пока списочек книг для тебя подготовлю.

— О нашем разговоре помнишь, Руденко? — Кривченко уже познакомился с Ларисой и попросил подождать ее в коридоре штаба.

— Так точно, помню, товарищ майор.

— Отвози жену, трое суток отпуска тебе, а вернешься будешь обвинителем на первом трибунале — бегунка с третьей роты судить будем.

— Есть, товарищ майор.

Двоякие чувства бушевали во мне в тот момент, с одной стороны очень, очень хотелось съездить домой, с другой стороны быть на трибунале со стороны прокурора, мне было очень уж не по душе.

— И это еще не все, Руденко, вернешься, будет с тобой и другой серьезный разговор.

— Не томите, товарищ майор, скажите сейчас. Может быть плата за поездку окажется слишком высокой.

— Опять борзеешь, солдат! Сейчас у тебя приказ беременную жену доставить по месту жительства. Кру-у-гом!

Так в начале уже третьего месяца службы я оказался в Киеве. Поездку эту совершенно не помню, а помню то тягостное чувство, с которым я возвращался в часть. Что меня ждет теперь? Уезжал я, практически, уже уважаемым человеком — каптерка, УПТК, пацанов спас от дисбата. А кем я вернусь? В части все так быстро менялось, вот приеду я, а старшины нет, где окажусь? Чего хочет от меня Кривченко? А зависть?

Но в тот раз, слава Богу, ничего не изменилось, старшина был на месте, пять книг, что я привез, были из его списка. Взятка, так сказать, проканала, я оставался в фаворе. А остальным было не до меня, рота гудела. Оказывается, как-то в мое отсутствие дежурным по роте назначили Аргира, его дневальный потом рассказал, что ночью в роту вломился Аслан, который к тому времени, как мы знали, уже стал каптерщиком первой роты, он искал дневального своей, первой роты, который непонятным образом оказался среди ночи у нас. Аргир не был добрым человеком, но Аслан еще страшнее, наш дневальный побоялся скрыть, где они и показал пальцем на канцелярию роты. Аслан бросился туда, дневальный за ним и в распахнутую дверь увидел, что Аргир лежит на спине на койке ротного, а между ног у него барахтается маленький дневальный первой роты, своими огромными ладонями Аргир прижимает голову того к своему междуножью. Аслан жестоко избив Аргира, увел пацаненка к себе. Ходили слухи, что чеченцы той же ночью пустили того на круг, но я в это не верил. Шума в части никто не поднимал, хотя, догадываюсь, все офицеры о случившемся знали, но любое ЧП влияло на их карьеру, поэтому объявлялись в части только те происшествия, которые уже никак невозможно было скрыть.

Через несколько дней после моего возвращения Аслан зашел к нам с Войновским в каптерку, ему нужен был китель очень нестандартного размера. Рассказал нам, что переехал жить в каптерку, собирается сделать там ремонт, а сейчас его отправляют на «дурку», хотят избавиться от него, но ничего у них не выйдет, так как он решил все два года провести в этой части, понравилось. Так таки, кстати, ничего и не вышло, Аслан еще много месяцев портил кровь всем офицерам.

Начало осени 1984 года, я уже больше трёх месяцев в армии, правда из настоящей службы, из военной ее части помню только карантин с присягой и как нас один раз повезли на стрельбище. Ничего более военного, чем стрельба из стареньких калашей [62] Калаш — автомат Калашникова , за это время с нами не случилось. На стрельбище, помню, в ожидании очереди пострелять, мы валялись в небольшом овраге, курили. Мимо проходит накаченный парень, с очень рельефной мускулатурой, легко несёт большое бревно на плече. Рядом сидящие со мной, чеченцы разом заговорили на своем гортанном языке, парень остановился, отозвался, все чеченцы степенно поднялись и начали с ним обниматься. Смотрели мы на них и завидовали — вот же чувство землячества у них развито, ведь не знакомы, а обнимутся, словами перекинутся, поддержат друг-друга.

А потом мы стреляли, строевые офицеры, которые командовали на стрельбище, нас откровенно побаивались. Не всяк день рядом с тобой люди с зековскими наколками держат автоматы с боевыми зарядами. Да и стреляли мы опасно — прицелишься, нажмешь на гашетку… а когда глаза откроешь, то ствол уже смотрит градусов на сорок в сторону. Глаза во время стрельбы закрывались сами собой. Защитнички, мля!

Но зато мы всей этой военной глупостью не занимались, в войнушки не играли, а строили будущее, возводили города… прости меня Господи!

— Завтра будет хоппер с цементом, — этими словами попрощалась с нами Людмила Николаевна перед отъездом домой.

— Гажийский, под вагончиком валяются два желоба железных, как корыта такие большие. Найди кувалду и на плитах отбей все стороны, поровняй, короче, — начал давать инструкции Алик, — потом возьми за печкой в мешке респираторы и замени в них марлевые фильтры на новые, проверь лопаты совковые, чтобы не сломались в первые пять минут. А нам в часть ехать надо, отдыхать.

— Алик, слышь, а что такое хоппер?

— Это вагон для насыпных грузов, завтра все сами увидите, салабоны, — сквозь зубы, — мало не покажется.

В этот вечер нас не гоняли, Алик сказал дедам, что завтра цемент в УПТК, деды только присвистывали и с непритворным сочувствием смотрели на нас. Солдатская смекалка нам подсказывала, что завтра нас ждет особая работа.

Следующим утром с развода бригаду УПТК провожали как в последний бой — держитесь мол, пацаны. Ехали в кузове мы непривычно тихо, не юморили, не кричали, не задевали проходящих по поселку Котовского девчонок, неизвестность не пугала, но как-то придавливала. Какой должна быть работа, чтобы ею так пугали? И где? В стройбате!