Геннадий Руденко - Чабанка

Рядом с вагончиком валялись два желоба из тонкого листового метала длинной метра три и шириной немногим меньше метра, Вовка нас ждал на ступеньках, сидел и перебирал респираторы, на входе в вагончик нас поджидала и наша начальница.

— Алик, тем, кто будет в хоппере работать, выдай сменные сапоги.

— А по документам долго вагон шел? — кажется невпопад спрашивает Алик.

— В том то и дело, что свежий, еще и четырехсотка, — ответила начальница, а глаза такие голубые, голубые.

Бригадир только присвистнул.

— Ну, пацаны, предстоит нам дело сегодня.

— Забросьте корыта на первую машину. Алик, отправляй кого-нибудь на ней к яме, а сами пешком, хоппер уже установлен.

— Так, Руденко, Войновский, поменяйте сапоги, затем с этими двумя корытами и инструментом в кузов. Едите к цементной яме, водила знает, где это. Но ничего не выгружайте, ждите нас.

К нам в самосвал, кроме этих корыт, забросили совковые лопаты, кувалду, лом, подшлемники, респираторы и рукавицы. Мы с Серегой поехали в кузове, а ребята пошли пешком. Ехать было недалеко, яма была в метрах пятистах от нашего вагончика. На самом деле ямы как таковой не было, а было специальное место организованное таким образом, что самосвалы могли подъехать почти к самому вагону и оказаться бортами по уровню немного ниже рельсов, но не под ними. Можно представить себе, что железнодорожный путь проходит по самому краю бетонного бассейна, машины спускаются в бассейн и становятся задним бортом к вагону, стоящему наверху на рельсах.

Цементный хоппер в верхней своей части как единое пространство, а с середины вагона разделен на четыре бункера, четыре перевернутые пирамиды, которые заканчиваются внизу люками. Как мы потом узнали, обычный метод выгрузки цемента на заводах такой: хоппер заезжает на специальную эстакаду, прямо под рельсами расположен большой приемный бункер, все четыре люка одновременно раскрывают и из них вниз, сквозь рельсы ссыпается цемент. А бывает еще и эстакада-вибратор, на которой хоппер вибрирует, тогда уж точно, весь цемент без труда ссыплется вниз. В нашем же случае, казалось, все было сделано для того, чтобы солдат мог иметь все необходимые для закалки характера тяготы и лишения воинской службы. Ямы под рельсами не было, то есть не было возможности открыть люк и ждать, покуривая, пока цемент льется вниз. Вагон стоял выше чем самосвал, но от линии заднего борта до люка было еще метра два по горизонтали, просто ближе машина подъехать не могла. Да и яма была только с одной стороны, то есть, открыть можно было только люки со стороны отвесной стенки, под которой могли стать две машины, а что делать с цементом из двух бункеров с другой стороны хоппера?

Наша машина задним ходом подъехала под самую стенку, над нами возвышался хоппер. Мы с Войновским еще до прихода наших уже поняли зачем нам нужны эти железные желоба. Один из них мы попытались самостоятельно пристроить под люк. Теперь, если люк открыть, то цемент будет ссыпаться в желоб и по желобу течь в машину. По крайней мере, нам тогда так показалось. Но, пришедший с пацанами, Алик сказал, что ничего у нас на получится, потому что цемент тяжелый и тонкий металл будет прогибаться, а ещё у нас нет достаточного уклона желоба от рельсов в сторону кузова. Пришлось подставлять целую систему кирпичей для того, чтобы такой уклон появился. И вот мы готовы. Хоппер над нами, два самосвала в яме, от люков в кузова тянутся наши корыта.

— Открывай люки! — звучит команда Алика.

Задвижки рукам не поддаются, помогаем ломом. Наконец люки распахнуты, оттуда выпало килограмма по два цемента. Все?!

— А теперь один стоит с одной стороны от корыта и лупит кувалдой по низу бункера, а второй стоит с совковой лопатой со второй стороны корыта и следит, чтобы весь цемент тек в кузов и не рассыпался по сторонам. Когда цемента хлюпнет много надо сильно быстро махать лопатой. Начали! — скомандовал Алик.

Попробуй помахать кувалдой стоя на коленях, когда над тобой вагон, под тобой отвесная стена, а удар надо направить еще и под углом сорок пять градусов вверх. Но цемент пошел, вначале неспешно, потом все сильней. Теперь кувалдой махать уже не надо было, оба человека по сторонам желоба лопатами помогали цементу оказаться побыстрее в кузове. Намного позже мы начали заставлять водителей подъезжать впритык к стенке, тогда можно было некоторое время грести, стоя прямо в кузове. Но должно было пройти время, чтобы мы до этого додумались. А в первый день я изобрел свой способ грести цемент, дело в том, что несколько месяцев в своей прошлой жизни я занимался греблей на каноэ, эта техника мне и пригодилась — я стал на край стены на одно колено и начал грести лопатой по желобу, как каноэист веслом — вертикально, протягивая ее в основном мышцами спины. Так грести было намного легче, чем стоять согнувшись в три погибели и орудовать лопатой в обычный способ, тем более, как говорит Алик, «сильно-быстро». Над площадкой стояло плотное облако, мы работали, как в дыму, теперь пригодились и респираторы.

Только дело заспорилось — цементная струя начала иссякать, в кузове самосвала было сантиметров на двадцать цемента. Я опять принялся размахивать кувалдой, но это уже почти не помогало.

— Всё! Надо внутрь лезть. Руденко, Войновский, давайте на хоппер, я за вами, покажу, что надо делать, лопаты не забудьте.

Мы по скобам забрались на крышу хоппера, открыли все люки в крыше.

— Цемент сильно слёживается во время транспортировки, а бывает приходит холодный и твердый как камень, — учит Алик, — смотрите, даже при помощи кувалды, выпало совсем немного цемента, хоть он и свежий. Чем выше марка, тем тяжелее выгружать, тем цемент, падла, въедливее.

Мы с Серегой свесились с крыши в люк и увидели, что в цементе просто образовались две не очень широкие воронки, может быть в метр диаметром.

— Спускайтесь вниз и лопатами обрушивайте цемент в воронку. Один над одним бункером, а второй над вторым. Но учтите, цемент свежий, его температура может быть и шестьдесят и семьдесят градусов, сапоги горят. Если вас там засыплет, сгорите и вы на фиг. Руденко, отдай мне очки, они тебе там не нужны, все равно там ни хрена не видно.

Спуститься трудов не составило, цемент лежал в метре от крыши. Где-то под его поверхностью, мы еще не знали на какой глубине, находились стенки бункеров, а пока под нами был сплошной наст цемента с двумя дырками. Мы быстро ползком распределились, каждый к своей воронке. Я лег на поверхность цемента и осторожно ковырнул лопатой стенку воронки напротив себя, немного цемента осыпалось, в просвете нижнего люка замелькали тени от лопат тех, кто стоял снаружи рядом с корытом. Теперь стало понятно, что надо лопатой подбивать стенку как можно ниже и тогда обрушиваться будут большие пласты цемента, при минимальных усилиях. Я принялся за дело, иногда удавалось обрушить по несколько сот килограммов, тогда в хоппере поднималось облако цемента, глаза приходилось закрывать, облако долго не оседало, было невыносимо жарко, градусов пятьдесят-шестьдесят, тем более в толстом подшлемнике и в респираторе, который не давал сделать полный вздох. Но появился спортивный азарт — за один раз обрушить как можно больше цемента, обрушив много, можно было лечь на спину и отдохнуть минуту, две — все равно глаза открыть было невозможно. За моей спиной кряхтел Войновский, разговаривать мы не могли, снять респиратор внутри хоппера даже в голову не приходило. Воронка стала намного шире, чтобы подбить противоположную от того места, где я лежал, стенку, приходилось дотягиваться, держа лопату за самый кончик черенка одной рукой.