Геннадий Руденко - Чабанка

Я приготовил уже к обрушиванию большой пласт напротив себя, как кто-то снаружи, видимо не дождавшись очередной порции цемента и решив подсобить нам, додумался влупить кувалдой по хопперу. Сначала заложило уши, а последнее, что я увидел, вниз соскользнуло больше цемента, чем ожидалось, от неожиданности не успел закрыть глаза, стена цемента снизу ударила мне в лицо, отбросила назад, я сел. Я ничего не видел, но постепенно начал слышать. Странно гудел на одной ноте Войновский, потом наверное, сдернув с себя респиратор, он начал орать. Я открыл глаза, ничего не видно, только широкие лучи света с люков над нами, в одном из них появилась тень. Голос Алика:

— Войновского засыпало!!! Срочно откапывай! — и крик наверху уже не нам, — Пацаны ко мне, все наверх с лопатами!

Моё сердце подпрыгнуло и перекрыло доступ кислорода изнутри, я метнулся к Сергею, я только понимал, что он жив, так как орет не останавливаясь, но если его засыпало, например по горло, то вытянуть его мы не сможем — куда отбрасывать цемент, если мы внутри перевернутой пирамиды, он все равно ссыплется вниз?!! С трудом рассмотрел, что Сергей находится внутри бункера, внизу, засыпанный по пояс, он пытался, как из болота, вытянуть себя, безуспешно опираясь на лопату. Я спустился к нему. По крыше застучали сапоги, с ужасом я отметил, что надо мной и Серегой почти двухметровая стена цемента из нетронутого следующего бункера, что с противоположной стороны от машин. Я тоже сдернул с себя респиратор, от первого же вздоха перехватило и обожгло легкие.

— Пацаны!!! Стойте! Не стучите! Серого засыплет. Осторожно! Не спускайтесь пока.

— Еб твою мать, быстрее, у меня же яйца сейчас сгорят, Генка, ну давай!

Я начал судорожно копать вокруг Сергея. Бесполезно, цемент льется назад.

— Баранов, спускайся осторожно, будем вдвоем вытаскивать! — крикнул я наверх.

— И я, — голос еще кого-то.

— Не надо, в бункере не поместимся. Отойдите от люков, не видно же ни хрена.

— Может снизу еще постучать, чтобы этот цемент, что Серегу засыпал, наружу высыпался?

— По голове своей постучи, собака бешеная, если еще пласт обрушится, то и нас накроет! Умники, бля. Достучались уже! — возмутился я дебильной идее.

С большущим трудом вдвоем с Барановым мы тянули немаленького Войновского, опоры не было, мы тянули его за ВСО руками, а наши сапоги одновременно утрамбовывали цемент вокруг его тела. По сантиметру Серегино тело появлялось над поверхностью, только освободившись до уровня колен, он смог нам сам реально помогать. Вытянули. А теперь на воздух! Хорошо, что нам уже не надо было ползти к люку, мы просто наклонив голову подошли, поддерживая друг друга, подняли руки и пацаны выдернули нас наружу. Так и не поднимаясь — сил не было, ноги и руки дрожали — мы упали на крышу хоппера, пытаясь отдышаться, в легких саднило, в глазах горел огонь. Кто-то совал нам сигареты в губы, как ни странно, но курить очень хотелось.

— Ну и рожи у вас!

Мы посмотрели с Войновским друг на друга. Цемент, смешавшись с потом, застыл черной маской, выделялись лоб и область рта, они оставались белыми, прикрытые в хоппере подшлемником и респиратором. Темная полоса цемента по форме респиратора останется надолго — резиновый край респиратора втирал цемент в кожу лица.

— Ну и чего там у вас случилось? — спрашивает бригадир.

— Мне даже понравилась эта работа… — начал Войновский.

— Ага, если тебе член нужен только посцать.

— Не перебивайте, …мне понравилось находить места, подбив которые можно обрушить побольше цемента…

— И я этим же занимался, — поддерживаю я.

— …ну вот я подбил большую такую область, в том числе и под собой…

— …ну и придурок…

— …да нет, я четко вычислил, куда я отползу и уже оттуда нанесу последний удар, а здесь какая-то падла кувалдометром по вагону ухуячила. Вот я и улетел вместе с цементом вниз.

— Я ж не знал… — виноватым голосом тянет Близнюк.

— Так, теперь понятно, кто нас чуть не угробил, — посмотрел на Лешу Серега.

— Хорошо, что тебя вниз головой не унесло, — прекрасно себе представляя, что произошло с Войновским и как он лежал на цементе, с содроганием вставляю я.

— Да уж, на свет народился. Но, пацаны, я скажу, яйца я испек.

— Э, кому вкрутую, налетай?

— Остыньте, это вам не воскресенье…

Мы отходили, надо было продолжать работу, машины ждали, водители ругались. Войновского сменили, а я снова полез внутрь. Рано или поздно и мне надо будет подбить горку под собой и она рухнет. Путь отхода? Это главное в армии — куда сматывать удочки в случае опасности? Внутри я постарался осмотреться повнимательней и обнаружил деталь, на которую изначально внимания не обратил. Изнутри, на самом верху ст е ны хоппера были стянуты несколькими прутами толстой арматуры, приваренной к стенкам под самой крышей, но, так как крыша была выпуклой, расстояние от арматуры до крыши по центру вагона было сантиметров двадцать пять-тридцать. Действовал я так — когда пласт подо мной был готов обрушиться, я цеплялся носками сапог за эту арматуру и последние удары лопатой наносил, практически, свисая вниз головой и закрыв глаза. Как поется в народной песне: «советский цирк циркее всех цирков!».

Обед нам привезли прямо на рабочее место. Мы собрались в бетонной яме, чтобы ветер цемент нам в кашу не задувал. Ближайшую местность узнать было невозможно, все было покрыто слоем цемента, особенно много его было под стеной там, где стояли самосвалы, цемента много ссыпалось мимо желобов и кузова. И неудивительно — уже к обеденному времени наши желоба-корыта под нагрузкой оказались вогнутыми. Ребята говорят, что лопатой теперь приходиться не грести, а перекидать, а это намного тяжелее и менее производительно. Так как в яме под стеной собиралось все больше цемента, кузов каждой следующей машины оказывался все выше и выше, уклон желобов становился все меньше, а значит и лопатами махать надо было все больше и больше.

После обеда я обнаружил, что мой респиратор пришел в полную негодность, цемент застыл плотной коркой. Так как я работал внутри хоппера, мне поменяли на новый фильтр — спираль скрученную из марли, на всех чистых не хватало. Уже на крыше вагона почувствовал, какой жарой дышат люки, стены хоппера накалились на солнце, заставить себя спрыгнуть вниз было не просто, как в пекло. Теперь работа и внутри была не столь интересной и очень тяжелой физически. Так как машины могли подъехать только с одной стороны вагона, то нам приходилось лопатами перекидывать цемент из дальнего бункера в тот, где был открыт нижний люк. Махать лопатой теперь уже в семидесятиградусной жаре, в респираторе, с залепленными цементом глазами было, мягко говоря, сложно. Вырабатывался собственный ритм, руки прямые, лопата летает по однообразной дуге в одном темпе — так было легче. Но чем дальше, тем ниже становился уровень цемента в дальнем бункере, при перебрасывании через стенку в ближний бункер, много цемента не достигало цели. Производительность начала стремиться к нулю. Приходилось часто меняться. Всё с большим трудом удавалось самостоятельно выбираться наружу, никаких приспособлений для этого внутри хоппера нет, в нормальной жизни никакому идиоту спускаться туда в голову не придет. По узкому рубчику, который разделяет вагон вдоль на бункера, балансируя, можно подойти под люк и без труда дотянуться до ближайшей к люку арматурине, но не к люку. Цепляешься за арматуру, на ней раскачиваешься и забрасываешь ноги вверх, в люк. Самое главное теперь не отпустить руки до того, как большая часть тела окажется снаружи. А это вполне возможно, потому что руки разжимаются сами собой, то ли голова от усталости соображает плохо и не дает нужные команды, то ли сказывается слабость в самих руках. На крыше сразу подняться на ноги немыслимо, ноги дрожат, как, впрочем и руки. Закурить самостоятельно невозможно, даже спуститься с вагона по скобам на «большую» землю — проблема.