Геннадий Руденко - Чабанка

Мы снова были вместе, парни обрадовались, а обо мне и говорить нечего. На Кулиндорово ничего не поменялось. В подсобке я нашёл свою одежду, в которой я разгружал вагоны, кроссовки, ВСО, хипповую свою маечку для жаркой погоды. Когда-то я взял новенькую, по военному называется «муха не еблась», верхнюю часть нательного белья, обрезал ножницами рукава, сложил калачиком как попало, обвязал нитками по кругу и засунул на пять минут в миску с разведенной гуашью зелёного цвета. Потом вынул, промыл, развязал нитки, развернул, простирал, чтобы гуашь на тело не линяла и получил чудную маечку в защитных разводах. В ней я и работал в жаркие дни.

В первый свой после долгого перерыва день я помогал выгружать платформы со сваями, которые используются вместо фундамента для высоток. Ребята уже до этого дня несколько вагонов выгрузили. Сваи были заскладированы между путями в высокие стопки. Мы с Войновским забрались на стопку принимать груз. Работа кранового должна была быть ювелирной. Тёха с Близнюком стропили сваю на платформе и крановой медленно с чувством начинал подъем, а Тёха придавал свае легкое дополнительное угловое движение с тем, чтобы свая пришла к нам на стопку строго по длине. Крановой должен чувствовать, с какой скоростью вращается свая и поднять её точно в нужное время. Дело в том, что свая очень длинная, метров двенадцать, если она окажется у нас с Войновским наверху, вращаясь на пауке вокруг крюка с б о льшей скоростью, чем надо, то мы её не остановим. Своим могучим рычагом она нас сметет со стопки, как ветер окурки, а стопка высокая, с двухэтажный дом, а вокруг, как обычно, строительный мусор, битый бетон и арматура. Повезет — покалечимся, не повезёт …

Мы укладывали, как было решено, последний слой. Стопка была уже слишком высока, крановой не видел со своего места, что у нас там наверху творится. Если свая приходит вдоль стопки, у нас с Войновским хватало сил, уперевшись, что есть мочи, ногами в лежащие сваи, остановить её вращение и уложить на подготовленные прокладки строго в определенное место.

— Давай, вира! — кричит Тёха крановщику, застропив очередную сваю, — Лёха, тормоз, наддай со своей стороны, видишь, не успеваю.

Лешка успел дотянуться, стоя на самом краю платформы, и что есть дури толкнуть конец сваи. Все только и крикнули в один голос:

— Придурок!

Крановщик, молодец, сориентировался и, не поднимая вращающуюся сваю высоко, приблизил ее к стопке. Конец сваи ударился в стопку, мы с Войновским даже не покачнулись — велика была стопочка.

Казалось, что вращение было погашено, крановой отвёл сваю в сторону и продолжил подъём. Мы с Серегой стояли наверху и наблюдали за мастерством нашего крановщика. Когда свая оказалась на высоте нашей груди и крановщик начал её приближать к нам, одновременно опуская помалу, непогашенные силы инерции, продолжающие жить в бетоне, начали сваю вращать вокруг крюка с увеличивающейся скоростью. Я сразу понял, что остановить мы её не сможем. В следующее мгновение, я упал на стопку и покатился к её противоположному от надвигающейся сваи краю. В верхнем слое крайней сваи в стопке не было, я упал на крайнюю сваю предпоследнего слоя и замер вжавшись в бетон и ожидая, как сейчас над моей головой пронесётся гильотина. Если крановой продолжит опускать сваю, то она может, зацепив ту сваю, за которой я прятался, сбросить меня вниз. Но другого пути, кроме как упасть в эту единственную дырку, спастись у меня не было. И упал я туда абсолютно неосознанно, времени на размышления у меня не было. Не успел я удивиться своей реакции, как услышал страшный хрип над своей головой. Приподнял голову и увидел Войновского, которого свая волокла голой спиной по бетону. Его тело было зажато между стопкой и сваей, оно то, в смысле тело, и гасило инерцию вращения, но полностью погасить пока не могло. Крановой со своего места ничего не видел и не слышал, если он сейчас опустит сваю ещё немного, то Войновского будем хоронить. Я вскочил, перепрыгнул над Серегой сваю, упёрся, начал тянуть её на себя и заорал благим матом:

— Вира! Вируй, сука, по-полной!

Меня увидели ребята на платформе и заорали крановщику, он, сообразив, что что-то не так, начал подъём. Я, сцепив зубы, тянул сваю на себя. Наконец её движение в горизонтальной плоскости приостановилось и одновременно с этим она начала потихоньку подниматься. Нарушая все нормы безопасности, я пролез под сваей опять на сторону Сергея, оттолкнул её за его ноги и дал команду «майна». Только тогда я смог повернуться к своему другу. Он был жив настолько, что самостоятельно, только лишь при помощи крепчайшего мата, перевернулся на живот. Я ужаснулся, кожи на спине не было, мне показалось, что выглядывают ребра, но на самом деле, даже, если бы они и были обнажены, я бы их не увидел, так как спина на моих глазах заливалась кровью.

Крановщик сидел на своем месте, опустив голову на рычаги управления. Несколько секунд назад он был на волосок от срока. С большими трудами нам всем вместе удалось спустить Серёгу вниз. От «скорой» он отказался, попросил сигарету. Закурили. Сергей:

— Генка, а как ты срыл из под плиты?

— Ты представляешь, такой перерыв, а мой автомат сработал.

— Какой ещё автомат?

— Да я так понимаю, что на стройке, где бы я ни находился, мой организм чисто автоматически отмечает пути к отступлению. Как мозг получил импульс, что плиту остановить не получится, я скатился в единственную ложбинку. За секунду до этого спроси у меня, знаю ли я о её существовании и я бы ответил отрицательно.

— А мой автомат придурочный скомандовал мне зацепиться за плиту.

— Как это?

— Да я вроде тоже догнал, что нам ее вдвоем не остановить. Но перепрыгнуть — высоковато и паук мешает, подлезть под неё — бздошно, она же опускается. Я хотел на ней зависнуть, руками зацепился и ноги подтянул, а свая опускается и опускается пока сапоги не цепанули за бетон, меня под сваю и затянуло.

Близнюк повёл его к вагончику, а мы с Юрой Тё остались выгрузить последние две сваи. Войновского так голым по пояс в часть мы в тот день и отвезли в кузове машины. К вечеру его спина была уже зелёной и ничего — зажило, как на собаке.

В роте было совсем мало салабонов весеннего призыва. Не повезло им. Нас год назад много было, а эти сменили в нашей роте немногих дедов весной-летом 1985 года. Но, несмотря на малую численность, всё равно вечерами в роте звучали дембельские стишки, крики «сколько дней до приказа?» и редкие звуки ударов. Занимался этим непотребством уже наш призыв, так как настоящих дедов было очень мало. Гоняли салабонов, естественно, больше те, кого больше гоняли год или полтора года назад. Нет, конечно, такие невоенные парни, как Алик Блувштейн, Леша Близнюк, Юра Балясный или Леня Райнов никого не гоняли, несмотря на своё прошлое.