Андрей Наугольный - Ещё поживём

Бывший детдомовец, круглый сирота, он смотрел на жизнь, как на бесконечный ряд бесчисленных отражений своего «я». Все прочие его мало интересовали… Стена, одним словом — великая китайская стена одиночества, за которой он был, вероятно, богом… Каким? Языческим идолом, окружённым толпой коленопреклонённых поклонников. А где идол, там и жертвоприношение, капище… Удивительно, как долго ему удавалось скрывать от нас свои тайны, постыдную похоть неутолимого вовек сладострастия… О, он заботился с себе, о том, как воспринимают его другие, не люди — нет, другие (неисчерпаемая тема), а в тот период все мы, и я в том числе, были к нему великодушны, защищали его от нападок начальства, например, помогали ему (как же, один по белу свету мыкается), и он мог быть доволен, ещё бы! — представление удалось, да так, что ему, наверное, и не снилось в самых сладостных снах…

А потом завертелась вот эта история, так сказать, прелюдия к перевороту, до неузнаваемости изменившему (развалины, пепел) всю мою, казалось, непробиваемую жизнь.

В тот день мы отправились на охоту… За маньяком. Да! Экзотика. Правда, до серийного убийцы ему было далеко, но подростков он потрошил (резвый, бродяга), наслаждаясь, уверен, скользкой иллюзией собственной неуязвимости… Но Самурай вычислил его, разглядел, выявил, наступая на горло причудливым басням протоколов (вариации для Шекспира). Информация поступала скудная, противоречивая, в стиле фэнтези, и приёмник (то есть, ментовку) залихорадило… Этот друг баловался фотографией, а значит, сам копил на себя компромат. И вот, если бы удалось обнаружить эти фотки, тогда… Загадывать не хотелось, всё могло оказаться липой. Это только на бумаге всё чётко: несовершеннолетние, мотаясь по подворотням в поисках безграничной свободы, оседали в липких лапах этого троглодита, который (зачем ему лишняя популярность?) как мурена, замкнувшись в своей подводной пещере, терпеливо выжидал, когда его жертвы, сойдя с дистанции от голода, холода, сами начнут заглядывать ему в пасть. Вот так, скверная была информация, а Самурай был тогда инспектором по профилактике, ему, как говорится, и карты в руки. Он сам затеял эту поездку, и мы с раннего утра, наобум сорвались в этот тихий городок, где обжилась втихомолочку подобная нечисть. И отражение, зеркала Самурая дали на этот раз сбой, отражение подверглось искажению, вся муть поднялась со дна, заметить бы это в тот момент, может, и соломки удалось бы подстелить…

— Я бы этих педиков сразу убивал, — сказал вдруг Сашка, наш водила, нервно поёживаясь от внезапно нахлынувшей ненависти. — Скоты! Своими руками бы…

Народ высказался. Сашка, простая душа, не любил мудрить, а потому всегда говорил как бы от имени какого-то неведомого большинства… Раз в народе гомиков не любят, значит, скоты, значит, душить, и по-другому, видимо, нельзя. Ничего личного.

— Зачем сразу? Медленно, постепенно. С чувством, с тактом, с расстановкой… В зону его, пусть там и истлеет в собственном дерьме, — тихо промурлыкал Самурай.

Сашка вздрогнул, покосился на Самурая, но промолчал. А мне было наплевать. В зону — так в зону, душить — так душить, какая разница… Моё мнение, твоё мнение, а закон есть закон, тупая давильня, без дураков, так что лучше быть от него подальше… Чего только нет в жизни, например, эротические изыски. Есть? Есть, а следовательно, должны быть адепты… Внезапно, сам собой, возник образ преступного маркиза, чьи нелепые выходки с тростями и горничными были всерьёз восприняты его современниками, как прямое покушение на Господа Бога. Потом всё измельчало как-то, аристократия выродилась, и на месте былого величия — лишь гадкие факты для криминальной хроники и увесистых папок обезумевших от бессонных ночей следователей из прокуратуры…

А «уазка» летела среди бескрайних полей… Снег, вороньё, деревушки… Даже мысль об эротике была бы здесь преступлением и крамолой… Север, зима, холодно… Холод, как залог душевной чистоты и здоровья, так нет же, нашёлся какой-то чудак, практикует… Лови его теперь… Тоска. На душе было паршиво от нудного ожидания грядущих событий, ненужных и бессмысленных, а потому предельно навязчивых, как удавка в руках палача… Хотелось спать…

Ехали, ехали и приехали… Домик на стадионе, сторожка, кругом сугробы, кустики тощие, поломанный забор, а дверь на замке, нет хозяина, но дорожки к крыльцу аккуратно расчищены, внутри дома собака лает, значит, и тайный эротоман где-то здесь…

— …Подождём, — сумрачно буркнул Самурай.

Что ж, ему виднее… Закурили, разговорились…

— Тоска зелёная, — сказал Сашка. И по тому, как он это сказал, было ясно, что и он не в восторге от предстоящей встречи. Непонятное пугает, и если страх ещё объясним, то ужас — нет. Единственное средство — побег. Хотя какой там ужас, всё гораздо будничнее, но… Но что-то такое было, веяло в воздухе, распространяя смрад. Ужас, древний, как этот мир, откуда-то из титанических бездн, из трагедий древнегреческих поэтов, из-под пера Шекспира, Достоевского… Сновидение и его толкование, всегда буквальное и превратное — неважно, главное, суть — ощущаешь кожей, холодком в кишках.

В общем, зря мы сюда приехали. В подземных ходах без проводника не обойтись, знание необходимо — корневое и нутряное, подсознательная мистика, почти пытка. Впрочем, так и приобретается подобный опыт. На собственной шкуре.

Лишь Самураю всё было до лампочки.

— Всё с ним ясно. Этот подонок, я узнавал, уже один срок отмотал за растление. Так что, с ним нужно потвёрже… Педик, петух… Сам всё выложит, да ещё и задницу подставит. Главное — напор, натиск. Не раскисать. Понятно? — Самурай деловито извлёк из кармана зубочистку и неторопливо начал ковыряться в зубах… Зубы — жёлтые огрызки с червоточиной, противно было смотреть.

— А мы с тестем вчера подрались… Выпили и подрались. Совсем одичал старик, — ни с того ни с сего начал вдруг Сашка…

— Кто его знает, что это за тварь… Больной, наверное… Мы можем только предполагать, что и как. Вот, если фотки найдём, тогда другое дело, — из чувства протеста вступился я за нашего подопечного…

Я написал той зимой свой первый рассказ, обрёл, как мне тогда казалось, крылья и парил себе где-то у самых звёзд, безвозвратно утратив чувство реальности, попросту — нюх потерял…

— Ты обалдел, что ли? Тоже мне — Гамлет! Может быть, тебе ещё и призрака привести, тень его папаши… Сейчас нарисуем, — Самурай вскипел, как чайник, выскочил из машины и побрёл через сугробы к калитке…

И вовремя. По тропинке к дому шёл человек… Старый уже, ветхий, как штакетник в заборе, лицо обветренное, тёмное, сутулый, даже согбенный. Одет бедно, неряшливо: ватник задрипанный, весь в заплатах, валенки с галошами, ватные шаровары, шапочка спортивная на глаза натянута. Взгляд — взгляд потухший или протухший, пепел…