Донателла Пьетрантонио - Арминута

Вдруг чья-то сильная рука крепко сжала мою. Я улыбнулась Пат, на которую не смотрела уже пару минут, но это оказалась не она, а тот кудрявый тип; отблески огней отражались в линзах его очков. Я даже сейчас помню, как у меня в тот момент свело живот, хотя чувства и притупились немного с годами: среди всех этих девушек он выбрал меня!

– Как тебя зовут? – мягко выдохнул он мне в ухо. Отражения огней в очках ежесекундно меняли цвет, как в калейдоскопе.

Не знаю, услышал ли он мой ответ, пришедшийся как раз на последний залп. Я его имени точно не разобрала, не смогла прочитать по движениям губ: может, Марио или Массимо. От руки, на несколько мгновений крепко сжавшей мою, теплая дрожь поднялась до локтя, потом до самого сердца. Кто-то толкнул его, и поцелуй, который должен был прийтись мне в щеку, пропал даром, а потом мы и вовсе потеряли друг друга в сутолоке, когда толпа расходилась с пляжа. Мне нужно было найти Патрицию, а он не смог удержаться рядом. Наверное, ровесник Винченцо, но какая огромная разница...

С тех пор, как меня вернули, я больше не спала по ночам так же глубоко и спокойно, как раньше. С первым лучом солнца, пробившимся сквозь шторы, в гостевую кровать пришла и скребущая тоска: вечером придется вернуться в деревню. Я проснулась в абсолютной прострации, как с похмелья, и села завтракать вместе с Вандой – та уже была на ногах.

– Ты за это время хоть раз видела мою мать?

– Нет, с тех пор, как ты от них уехала – нет, – ответила она, наливая мне молока и какао.

– Но ты же время от времени ходила мимо моего дома?

– Да, но ворота всегда были закрыты, – на столе появились джем, хлеб и печенье в форме цветочков.

– Наверное, ее положили в какую-то далекую больницу, и отец уехал туда с ней.

– Почему ты так считаешь?

– В деревне меня ни о чем не спрашивали, но у нее не было причин меня возвращать. Может, она и хотела скрыть правду, чтобы меня не напугать, но в последние несколько недель сил ей не хватало даже для уборки и готовки. Лежала в постели и плакала, – мне наконец-то удалось продрать глаза, и это придало уверенности: – Как только она поправится, они приедут обратно, вернут меня и ворота нашего дома снова откроются, тут даже сомнений быть не может.

Ванда задумчиво прихлебывала кофе, на ее носу красовалось крохотное коричневое пятнышко.

– Со временем все, конечно, прояснится, – сказала она наконец. – Постарайся продержаться хотя бы этот учебный год. А потом, с хорошими оценками, сможешь так или иначе поступить в лицей здесь, в городе.

Я кивнула, чуть не ткнувшись носом в чашку с так и не согревшимся молоком, и принялась грызть ноготь.

– Поешь пока. Вот увидишь, тебе позволят к нам приезжать.

Чуть позже я спросила Патрицию, не хочет ли проводить меня до дома, благо, это было недалеко. Она отнеслась к этой авантюрной миссии с огромным воодушевлением.

– Отвертку взять? – пробасила она голосом воображаемого секретного агента: ее послушать, так нам предстояло взламывать замок.

Но ворота оказались открыты, а с заднего двора слышался шум. Мы тихонько вошли внутрь (Пат – на цыпочках, подражая шпионам в кино) и двинулись по дорожке в сторону дома. Песок был убран, сад приведен в порядок, пахло свежескошенной травой. Грабли стояли у стены, в стороне лежали другие инструменты. Дверь в дом была по-прежнему закрыта, а шторы опущены, но велосипед под навесом явно передвигали, когда накачивали шины, потому что на земле валялся насос. На заднем дворе послышался стук – буквально пара ударов, потом тишина. И снова. У меня перехватило дыхание, во рту пересохло: сейчас я увижу отца! Это его манера бить молотком, он часто делал так, когда чинил какую-нибудь мелочь в доме!

Выскочив из-за угла, я крикнула «привет» – и тотчас же очутилась в объятиях Ромео, нашего садовника, с которым столкнулась, не успев сделать и шагу. А Патриция и вовсе, потеряв равновесие, плюхнулась на лужайку, не сводя с меня глаз.

– Привет, прекрасная синьорина, откуда это ты взялась? Мне казалось, дома никого нет. Можешь позвать маму? Я как раз закончил.

– Родителей пару дней не будет, – сымпровизировала я. – Где ты взял ключ?

– Твой отец оставил его в баре. Сказал по телефону, чтобы я привел сад в порядок к осени.

– И от двери тоже?

– Нет, от нее нет, – похоже, он что-то заподозрил, потому что спросил, указывая в сторону дома: – А ты что, одна здесь?

– Нет, я живу у подруги, мы за книжками пришли. Но ключ можешь оставить мне, папа с мамой не сегодня-завтра вернутся, – мне казалось, что объяснение было совершенно естественным, но он не купился.

– Лучше оставлю в баре, как договаривался с прапорщиком.

Так он лишил меня возможности забраться хотя бы в сад. А я не стала поправлять его насчет отцовского звания.

За обедом я долго ковыряла вилкой спагетти с моллюсками: Никола знал, как они мне нравятся, и умолял поесть, но у меня стоял ком в горле от собственной беспомощности. По телевизору сообщали о новых антитеррористических законах, потом начался сюжет о недавно открывшемся парке развлечений, первом таком огромном в Италии.

– Этого мы точно не должны упустить, – заявила Пат. – Туда ходят автобусы, можно в следующий раз съездить на весь день.

Впрочем, нам удалось осуществить этот план только через несколько лет. Сдав сессию в университете, я смогла добраться к подруге из Рима, и мы поехали отдыхать вместе. Двух юных девушек нечасто встретишь на озере, однако Патриция как раз залечивала любовную рану и решила, что безмятежный пейзаж и спокойствие воды как раз подойдут к ее настроению. Но выйдя как-то утром на террасу крохотной гостиницы с геранью на окнах, она воскликнула:

– Пора кончать с этой смертной скукой, поехали сегодня в Гардаленд!

У входа мы смешались с толпой детей. Я вопила от ужаса даже на самых простых аттракционах: не только на американских горках, но и на самой высокой точке колеса обозрения, где кабинка на несколько секунд зависает, чтобы потом качнуться и начать падать в бездну. Но ничто не привело меня в такой восторг, как позвякивающая цыганская карусель в тот вечер, с Винченцо и Адрианой.

В автобус я села на одной из остановок на набережной. Они, все втроем, настояли на том, чтобы меня проводить (Ванда к тому же вела на поводке собак). Приехав с увядшим букетиком цветов в руках, я возвращалась в деревню со стопкой тетрадей, несколькими комплектами маек, штанов и нижнего белья, а также сумкой, чтобы все это унести (она, кстати, тоже могла пригодиться в школе). Услышав напутственные слова, я разрыдалась так безудержно, что предпочла бы скорее утонуть в синей бездне, которую от тротуара отделяло всего метров тридцать песка, чем ехать обратно, и в себя пришла уже на сиденье у окна, прижавшись головой к стеклу.