Донателла Пьетрантонио - Арминута

Впрочем, сестра тоже не была железной. В минуты слабости она укрывалась у вдовы с первого, в обмен на компанию и мелкие услуги получая ласку и заботу. Джузеппе она забирала с собой, «иначе он тут совсем с голодухи помрет», как она заявила однажды вечером, поднявшись наверх со спящим малышом на руках.

Мать, в свою очередь, совсем перестала чувствовать голод и о том, что мы можем хотеть есть, совершенно не думала. Отец, возвращаясь со смены, иногда приносил немного мортаделлы или соленых анчоусов, если магазин еще был открыт, а в остальном довольствовался нашей стряпней. Повлиять на жену он даже не пытался.

После обеда она, безвольно уронив руки, оставалась сидела за столом. Дома в это время обычно никого не было. Я отрезала кусок хлеба, мазала его маслом, клала на тарелку и подталкивала в ее сторону, но не слишком близко. Потом садилась напротив и начинала есть, время от времени осторожно, одним пальцем, подталкивая тарелку чуть ближе: если ее не принуждать, она могла с безразличным видом откусить кусочек, который жевала так медленно, будто забыла, как это делается.

– Соли не хватает, – сказала она в один из таких дней.

– Прости, я забыла, – я передала ей жестянку.

– Да нет, и так неплохо, – и доела кусок, который держала в руках. Потом снова начались долгие дни в молчании: она словно язык проглотила.

Но как-то в воскресенье, увидев, как я сражаюсь с луковицей для бульона, проворчала:

– Вечно один только суп. Ты что, не можешь даже соус состряпать?

– Нет.

– Просто налей на сковородку масла, добавь лук и обжарь.

Мы дождались, пока в кухне запахнет золотистым луком. Потом она открыла закатанную нами в августе бутылку томатной пасты, которую я вылила в кастрюлю, и принялась давать указания, как прикрутить огонь и какие добавить травы.

– Давай научу, как сделать пасту, – сказала она наконец. – Не бойся, навык приходит с опытом.

Я приготовила рожков с томатным соусом на всю семью, и мне показалось, что они рады нормальной еде, хотя никто ничего по этому поводу не сказал. Мать взяла три или четыре штуки самых белых. Она села ужинать с остальными, как делала, пока был жив Винченцо, но тарелку держала на коленях под столом и ела, низко опустив голову.

Кремовый мерседес, припарковавшийся в центре площади, сразу же окружила ребятня, которой явление подобного автомобиля в нашей деревне казалось настоящим чудом. Из машины вышли двое: один с усами, другой в широкополой белой шляпе. Я увидела из окна, как они спрашивают что-то у мальчишки постарше, а тот указывает в мою сторону. Внешне они напоминали цыган, и я слегка испугалась. Но они даже не пытались позвонить в домофон, просто стояли, опираясь на капот, курили и чего-то ждали. Время от времени я, стараясь оставаться незаметной, выглядывала в окно и проверяла, не уехали ли они.

Когда внизу показался отец, возвращавшийся с работы пешком, те двое вдавили окурки в асфальт и двинулись ему навстречу, как будто узнали. Он чуть замедлил шаг, взглянул на них издали и пошел к двери, решив не обращать внимания, но они преградили ему дорогу и тот, что был с усами, начал говорить, отчаянно жестикулируя: возможно, спрашивал разрешения подняться. Я приоткрыла дверь, чтобы лучше слышать.

– Я не потерплю цыган в своем доме! Можете сказать мне все здесь, если хотите, – рев мотора заглушил ответ, и отец повысил голос: – Если мой сын вам должен, это не моя проблема. Я об этом не знаю и знать не хочу. Идите к нему и спрашивайте про свои деньги!

Второй мужчина, стоявший ближе, коснулся отцовской руки, словно желая успокоить, но отец оттолкнул его, и белая шляпа покатилась по асфальту. В этот момент ко мне у окна присоединилась Адриана. Мы обе слушали, затаив дыхание.

Но дело так ничем и не кончилось: те двое вернулись в машину и уехали, а отец вошел в дом, громко хлопнув дверью.

Несколько дней спустя нас поймали на выходе из школы. Это были уже другие люди, да и побитая в нескольких местах машина, которую мы, правда, видели только сбоку, оказалась намного меньше. Адриана взяла меня за руку, и мы слились с толпой ее одноклассников. Машина то следовала за нами вдоль тротуара, то проезжала мимо и останавливалась, поджидая нас. За центральной площадью мы остались одни: остальные разошлись по домам. Тогда парень, сидевший на пассажирском, выскочил из машины и криво ухмыляясь пошел в нашу сторону. Сестра сжала мою руку своей потной ладошкой: это был давно согласованный сигнал к бегству – наслушавшись страшных историй о цыганах, похищавших детей, она не на шутку перепугалась. Мы бросились обратно к школе, но на углу у табачной лавки чуть не влетели в объятия преследователя.

– Эй, куда бежите? Я не сделаю вам ничего плохого, просто ответьте на один вопрос! – ему было лет двадцать, и выглядел он скорее симпатичным, нежели угрожающим.

Даже Адриана приободрилась. Она отпустила мою руку и кивнула: мол, говори. Похоже, он чувствовал себя не в своей тарелке, общаясь с двумя девчонками, и вежливость давалась ему нелегко. Не знаем ли мы, может, Винченцо припрятал что-то для них, своих друзей? А если да, то, значит, это что-то хранится у нас?

– Не мог же наш брат знать, что погибнет! Зачем ему было что-то прятать?

Скороговорка Адрианы несколько сбила его с толку. Он рассказал, что Винченцо брал у них взаймы, собираясь купить скутер, но был готов вернуть долг, о чем и заявил за несколько дней до аварии. Не могли бы мы поискать эти деньги?

– Сомневаюсь, что он принес бы их домой. Но у него была дощатая лачуга где-то вниз по реке, там он и хранил свои вещи, – соврала Адриана и, чтобы окончательно сбить погоню со следа, дала пару весьма неопределенных подсказок, где искать эту лачугу. Так мы избавились от кредиторов Винченцо.

После обеда она сунула под мышку старую коробку из-под ботинок и шепнула мне спуститься с ней в гараж.

– Колечко, которое он унес с собой в загробную жизнь, лежало здесь, – сообщила она по дороге. – Среди прочего. Надо бы нам разглядеть это добро как следует.

Мы заперли дверь и подняли крышку, под которой прятался тайный мир нашего брата. Куча ключей, и все не от дома. Блестящий нож-выкидушка, совсем новый. Кошелек с удостоверением личности: на фотографии он выглядел, как разыскиваемый преступник. Одинокий носок, чем-то туго набитый. Я осторожно сунула туда руку и сразу узнала содержимое, продемонстрировав побледневшей Адриане скрученную в рулон пачку перетянутых резинкой банкнот разного достоинства, от десяти до ста тысяч лир. Вот, значит, что искали цыгане! Интересно, действительно ли это их деньги или Винченцо скопил всю сумму случайными подработками и отложил на скутер?

Адриана зачарованно потерла купюры между пальцами, проверяя, не фальшивые ли они: должно быть, она впервые держала в руках деньги, не считая мелких монет, да и те нечасто.