Донателла Пьетрантонио - Арминута

Мы замолчали. Потом, когда ее накрашенные губы окончательно превратились в сдвоенную тонкую линию, она виновато пожала плечами.

– Знаешь, а мне ведь все-все про тебя рассказывали. Поверить не могу, что ты винишь в своих неприятностях именно меня.

– А, брось, – я отвернулась и принялась разглядывать гравюру на стене с изображением средневековой Флоренции. С кухни донесся запах мясного соуса, который готовила синьора Биче, потом щелканье замка, открылась и снова закрылась входная дверь: это синьор Джорджо вернулся к обеду.

– Ну, теперь-то ты счастлива? – мне наконец удалось протиснуться в узкую щелочку между потоком обвинений и откровенным любопытством. Не ответив, она достала из сумки кошелек, осторожно вытащила фотографию, улыбнулась ей и положила на стол, с довольным видом подтолкнув в мою сторону. Я едва не поддалась порыву порвать карточку в мелкие клочки прямо у нее на глазах, но решила, что должна быть выше этого, поэтому, даже не потрудившись взглянуть, перевернула фото и щелчком отправила ребенка обратно к матери. Она успела подхватить кусок картона раньше, чем тот упал со стола.

В кухне зазвенела вилками синьора Биче. Адальджиза встрепенулась, с удивлением взглянула на маленькие золотые часики, которые я помнила у нее на запястье с самого детства, и поднялась. Я осталась сидеть, понимая, что по-прежнему знаю не больше, чем раньше.

– Задержись еще на секунду, пожалуйста. Нужно помочь моей сестре, Адриане. Ей нельзя оставаться в деревне.

– В каком она классе? – Адальджиза даже не пыталась скрыть нетерпение.

– Только перешла в среднюю школу.

– Поговорим о ней в следующий раз. Не волнуйся и помни: я рядом. А пока не забывай про учебу. Если что понадобится, звони, – она вырвала страницу из записной книжки, наскоро записала свой новый номер и вдруг замерла, словно забыв про спешку: наверное, пыталась понять, целовать ли меня на прощанье с такой-то температурой. Мое поведение, должно быть, обескуражило ее, и она так и застыла по ту сторону стола. Я тоже встала, на ватных ногах проковыляла к окну, словно ее уже не было в комнате, и выглянула на улицу: мостовую и балконы соседнего дома совсем засыпало снегом. Мимо проехал автобус, который вез детей домой из школы.

С той январской пятницы Адальджиза не прекращала меня удивлять. Я думала, мы не увидимся еще бог знает сколько времени – может, вообще никогда: в конце концов, никто не мешал ей, как и прежде, тратиться на меня издали. Она же позвонила через два дня. Синьора Биче, пристально взглянув на меня, ответила: «Да, дома», – но я покачала головой, мол, приспичило в туалет, заперлась изнутри и, сидя на краю ванны, слушала, как они меня обсуждают: занимается усердно, голодной не ходит – в общем, все как у всех. Потом она позвонила еще раз, и отвертеться уже не удалось.

– Я тут подумала, не записать ли тебя снова в бассейн? Могли бы зайти вместе как-нибудь вечерком.

– Мне это больше не интересно, – ответила я, ни на секунду не задумавшись.

– Тогда может, балетная школа?

– Тем более.

– Но тебе же так нравилось, – пыталась настаивать она, – и потом, снова увидишься с подружками.

– Они, небось, обо мне и думать забыли. Прости, ужин стынет.

Я больше не хотела, чтобы она была частью моей жизни, хотя, отвергнув балет, всю ночь промучилась, как от тяжести в желудке: мне это действительно нравилось.

Однажды в дождливый день (хотя с утра на небе не было ни облачка) я увидела ее у дверей школы: в суматошной толпе родителей, пришедших спасти своих детей, лишь она стояла спокойно – одна под огромным мужским зонтиком. Я попыталась отступить, спрятаться, но ватага мчавшихся к выходу мальчишек буквально вынесла меня наружу. Она улыбнулась и кивнула: значит, действительно ждала. Бежать было некуда.

– Я и не сомневалась, что ты не взяла зонтик: с утра было такое солнце.

Она предложила мне руку, но я сделала вид, будто не заметила, и пошла рядом, надеясь, что никто из одноклассников не привяжется с расспросами: ведь и сказать-то нечего.

И в то же время на меня вдруг накатило внезапное облегчение, манящий соблазн хотя бы на пару минут снова стать такой же, как все: за мной ведь тоже кто-то пришел сквозь февральский ливень.

Она посетовала, что машина как назло припаркована слишком далеко, придется пройтись под дождем: подумать только, как льет! Но вот наконец и мокрая синяя малолитражка. Пока я забиралась внутрь, она держала зонтик надо мной, потом сложила его и села за руль. Здесь все еще пахло кислым с тех пор, как много лет назад опрокинулась бутылка с уксусом, но аромат ее духов был куда сильнее: у меня сразу закружилась голова. Помню, по утрам она всегда чуть смачивала виски и запястья – я выучила эти жесты наизусть и не раз повторяла их перед зеркалом.

На приборной панели обнаружился магнитик с изображением архангела Гавриила, маленькой цветной фотографией младенца и надписью: «Не спеши, вспомни обо мне», а рядом – мой старый, давно выцветший черно-белый снимок. Я смотрела, как капли дождя бьются о лобовое стекло, и, пока мы не доехали, не произнесла ни звука.

– Тут немного мяса с овощами, только сегодня потушила, можно разогреть, – сказала она у двери, протягивая завернутую в салфетку кастрюлю.

Прежде чем войти в квартиру, мне пришлось пару минут постоять на лестнице и отдышаться. Что происходит? В чем секрет этой внезапной Адальджизиной дружелюбности? Меня это смущало и даже немного пугало: стоило отказаться от нее, перестать ей верить, как она после нашей вынужденной встречи, напротив, становится все добрее, приветливее, и меня снова к ней тянет. А самое страшное, что я действительно хочу быть с ней, хоть и боюсь себе в этом признаться.

Несколько следующих недель я о ней не слышала: казалось, она снова исчезла. Вымытая и тщательно вытертая кастрюлька из-под мяса ждала на полке в кухне синьоры Биче. А что, если моя грубость ее оттолкнула? Нет, не может быть, это всего лишь очередной перерыв: со временем мне удалось привыкнуть, что она то появляется, то опять более или менее надолго исчезает. У нее нечасто получалось оторваться ради меня от своей новой семьи, а я, хоть и напускала на себя обиженный вид, сама того не сознавая, ждала каждого ее прихода, пока не перестала чувствовать в ней необходимость.

Готова поклясться, ее визиты меня не трогали, но при любом звонке в дверь я вздрагивала, а когда она принесла кофточку моего любимого цвета, буквально выдернула пакет у нее из рук.

– Мне показалось, красная симпатичнее. В талии не узко?

Я пожала плечами, даже не попытавшись примерить, и направилась в комнату, чтобы спрятать обновку в шкаф. Она зашла следом за мной, огляделась и задумчиво произнесла: