Валерий Попов - Ты забыла свое крыло [Сборник]

— С руками мужик! — Валера напарника похвалил, который еще возился внизу.

Сердце вдруг сжалось мое... Знакомое движение! Я подошел. Лысый изуродованный череп, в каких-то шрамах и скрепах. Кто это? Снег лежал в шрамах.

— Ну чего ты там? Вылезай, Ян! — абсолютно обыденно Валера сказал.

Ян! Шапочка стала вдруг дико жать. Валера протянул руку, и Ян вылез. Внимательно смотрел на меня. Но я не знал даже, что сказать. Я снял свою «шапочку с короной» — просто немыслимо стала жать! — поддел ее с двух сторон большими пальцами — и водрузил на страшный череп его. Хоть снегом не будет заносить.

— Ну, дойдешь? — спросил Валера у Яна.

Тот быстро закивал, притом поглядывая на меня. Вспомнил?

Потом мы глядели, как уходит по белому полю черная фигурка к Красной Даче — в синей шапочке. Вдали уже остановился, снова махал! Какое-то трогательное вдруг оказалось прощание. Валера стоял, подняв кулак.

— ...Настоящего мужика делаю из него.

— Оказалось, он любил ее — дико! Сейчас там бегает ночами по коридору, кличет ее. Теперь уж он точно Борисыча клиент.

— А почему уцелел именно Он?

— Загадка! Но как только я увидел его глаза после аварии, сразу понял — Он!

— Так, может, она и срулила, чтобы погибнуть?

— Скорее всего... И меня с собой прихватить хотела.

— А она... не возвращается? — шепотом спросил я.

— Слушайте, кончайте ваш пьяный бред! — вскричала Марина.

Накрывшая, кстати, великолепный стол! Я подарил ей сумочку, а Валере — джинсы (трофейные).

— Говорила я ему: не вяжись с сумасшедшими. Нет! Еле вытащили его с того света! А говновозка зато цела! А так глядишь, другую бы жизнь начал!

— Меня во Фрайбург пригласили на конференцию! Работу не трогай мою! — Валера кулаком жахнул. И я жахнул. Валера меня одобрил. — Молодец! Мы нужны людям! Ты ведь тоже где-то пользу приносишь. И мы тут скоро расширяться будем. Еще два поселка — тоже наши! Шпеньков мышей не ловит. Помогает своим.

— А боялись, он захватит Красную Дачу! Так это он с Красной Дачи выезжал?

— Ну! К тому и шло.

— И?

— Так он бы и въехал. Но вдруг, как раз когда у него все в масть пошло, вдруг снова — попытка суицида! Помощник револьвер еле выкрутил у него из рук. И тут что-то понял Шпеньков. Теперь у Борисыча — любимый клиент! Лекарствами помогает! Борисыч говорит ему: «Вы наш амулет!»

— А когда-то мне говорил: «Амулет»!

— Ты не потянул, значит. А Шпеньков теперь церковь там строит. И когда лежит там — во время трудотерапии сам кирпичи для церкви таскает! Лично.

— Да... Очень типичный для наших хозяев жизни поворот, — сказал я.

— Да уж лучше такой, — кивнул Валера. — Понял наконец своей головой, что учреждение нужное. Ну, давай за Красную Дачу!

Выпили.

— Как будто вам не за что больше пить.

— Ну давай тогда... за Рождество! — Валера налил. — В хаосе прокладываем путь!

— Ты хотя бы чистые джинсы надел. Вот, человек подарил тебе!

— Можно.

И, не сразу попадая в штанины, все же натянул.

— Во!

— Давай старые, замочу.

Марина вышла — но тут же вернулась со змеиной улыбкой — в руках держала какой-то грязный комочек.

— Записочку, из-вЕ-ни-те, нашла!

— Какую еще записочку?

— Какая-то баба пишет тебе. ВидЕмо, поздравляет с Рождеством!

— Дай мне! — Валера руку протянул. — А-а-а... Это напарник мой Ян просил показать. — Протянул мне. — Стихи!

Я взял.

— Ловко разыграли, мальчики! — усмехнулась Марина. — Молодцы!

— Ну, за дружбу! — предложил я.

— За дружбу, за дружбу! — усмехнулась Марина. Но снисходительно чокнулась.

— Извини, сегодня тебя уже не повезу, — вздохнул Валера. — Рука не та!

— Один раз съездил поддамши — хватит уже. Но на маршрутку-то друга отведи.

Мы шли.

— Спасибо тебе, Валера, за этот год. Благодаря тебе я как-то уважаю еще сильнее... народ! — Язык мой заплетался.

— И тебе тезка, спасибо... что многое испытал.

— Валера, куда ты тащишь своего друга? — высунулся из окошка водитель маршрутки. — Мест нет у меня! Все заранее раскупают!

— Ничего! — вставляя меня в салон, проговорил Валера. — Он стойкий. Он постоит.

— Я постою.

Дома стал снимать джинсы — джинсы все же купил себе, хоть и с опозданием — и выпал из кармана комок. Развернул. Написано неразборчиво. Но обязан разобрать!

Прочитал — и стал Валере звонить:

— Слушай! Ян этот... Отличные стихи!

— Ладно. Проспись!

— Их печатать надо!

— Окстись! Кто стихи сумасшедшего напечатает?

...Да. Специфика есть. Нормальный так не напишет. И точно, не напечатает. Поэтому вот — печатаю я:

А Валере пришлось-таки через месяц приехать ко мне. Состоялся суд, Валера блистал, и материнскую долю квартиры мы отсудили. К тому же чтобы не приезжать дважды, он прочистил еще раз трубы и, сорвав у меня ненавистные (ему) сто евро, умчался к себе.

Алена позвонила:

— Привет! Ну, все в порядке!

— Что может быть в порядке?

— Все должно быть в порядке. В общем, таблетку, которую мафиози отняли у тебя, мы с мужем продублировали. Высылаю.

— Таблетку смерти?

— Наоборот, таблетку бессмертия. Раз в программе был ты — ты и получишь! Тут слово держат. С Набоковым ляжешь! Все начнут изучать тебя, как вы влияли друг на друга, школьники будут проклинать тебя... все как положено, то-се. Но не торопись... Встречаться, я думаю, не стоит?

— Да. Это будет отвлекать, — сказал я.

— Ну! Мы всегда же заботились друг о друге! Я ж твой друг!

И почти тут же критик Волохонский звонит:

— Я всё про тебя знаю!

— Все даже я про себя не знаю.

— А я все знаю. И про интриги твои...

— Ну как же без интриг!

— И про таблетку бессмертия твою!

— Откуда?

— Неважно... Отлично устроился! Значит, в любой момент хоп — и в вечность?

— Ну, в принципе, да.

— У меня предложение к тебе: продай ее мне. За девять миллионов. Рублей, разумеется.

— А почему не десять?

— Столько я скопил. Тебе она все равно не нужна!

— Это как это не нужна?

— А так. Ни к чему тебе она. Ты и так себя любишь. А я себя ненавижу! Так что для меня единственный способ, как-то устроить дела, прилично выглядеть, в итоге.

— Логично. Ну... завтра приноси. Ночью подумаю.

Ночь всю думал. Ну прямо разбегаются глаза, так все нравится — и то, и то!

Утром на кухню пришел.

— Нонна! Здесь таблетка валялась... Где она?

— А я, Венчик, ее выбросила! Гляжу, она тут валяется, никому не нужная. А я прибиралась как раз.

В жизни она не прибиралась! А тут — прибралась.

— И куда ж ты ее кинула?

— В мусорное ведро.