Борис Дышленко - Людмила

За дверью послышались шаги, как мне показалось, женские, и дверь без всяких предварительных вопросов открылась. Это, и правда, была женщина. Насколько я сейчас мог рассмотреть, хрупкая, изящная и, возможно, блондинка, но в коридоре было сумрачно и, войдя с ярко освещенной площадки, я не сразу разглядел ее лицо.

— Разве Евгений не говорил вам, чтобы вы спрашивали, прежде чем открыть дверь? — спросил я, стоя уже в коридоре.

Женщина отступила на шаг и протянула обе руки вперед, как бы защищаясь.

— Разве он не говорил вам этого? Ведь вы же не знаете, кто я, — сказал я, делая следующий шаг и закрывая за собой дверь. Я почему-то сразу понял, что она в квартире одна.

— Кто вы? — прошептала она. Я по-прежнему почти не видел ее, но в ее голосе мне послышались страх и удивление.

— Можно войти? — спросил я. Я еще не придумал, кто я.

— Входите. Я здесь одна.

Я не понял, что она хотела этим сказать.

Она пошла впереди меня, и на фоне светлого проема кухонной двери в конце коридора я смог оценить ее походку. Там она остановилась и, повернувшись, показала мне на другую дверь, в комнату. Я вошел, она вошла следом, но не стала закрывать дверь. Действительно, зачем?

— Можно мне сесть? — спросил я.

— Садитесь.

— Можно курить?

— Да. И мне тоже. Если можно.

Я протянул ей пачку, дал прикурить, закурил сам, сел, огляделся. Комната метров двадцати с двумя окнами — двумя картинами далеко дымящегося пейзажа: крыши, крыши... В ту сторону не поднималась ни одна колокольня над горизонтом — были трубы. Между окнами стоял рабочий, деревянный стол, с широкими полками под ним. На полках папки, на столе разноцветные баночки, керамическая ваза с кистями. Не было никакого «рабочего» беспорядка — все было аккуратно разложено и чисто. В правом от двери углу низкое, старинное кресло с истертой бархатной обивкой, по левой от двери стене широкая тахта, покрытая клетчатым пледом. Над тахтой и по противоположной стене на шнурках, привязанных к горизонтальным, закрепленным под потолком трубкам, были развешены картины: все одни и те же люди, очень гладко написанные и занимающиеся чем-то совершенно непонятным. Одна, стоявшая отдельно на мольберте, своим более конкретным сюжетом сильно отличалась от остальных, но сейчас я хотел воспользоваться отсутствием автора, чтобы поговорить с девушкой, которая сидела напротив меня на табурете и сосредоточенно курила. Мне показалось, что она растеряна и не знает, как ей себя со мной вести.

— Вам нужно Женю? — наконец спросила она.

— Может быть, — сказал я, — но я не уверен в этом. Может быть, вас.

Я последовательно увидел в ее глазах удивление, тревогу, а затем узнавание, смирение и обреченность. Так мне показалось.

— Я-то зачем вам нужна? — спросила она пустым голосом.

— Еще не знаю, — сказал я. — Может быть, что-нибудь прояснится из разговора.

— Вы же все знаете, — сказала она.

— Что «все»? — спросил я.

— Но вы же разговаривали с Женей, — сказала она.

Я ничего не сказал.

— Вы мне сказали, что я не должна открывать.

— Чего вы боитесь? — спросил я.

— Я не знаю. Где Женя?

— Вы меня спрашиваете?

— Кого же еще?

— Когда он вернется? — спросил я.

— Кому же это знать, как не вам? — с горькой иронией сказала она.

Разговор шел как-то не так.

— У вас есть пепельница? — спросил я.

Она встала, взяла с подоконника чистую пепельницу и протянула ее мне.

— Как он выглядел? — спросил я, глядя на нее снизу вверх. — Светлый шатен, в светло-сером костюме, примерно моего роста и возраста, так?

Она внимательно смотрела на меня, как будто сравнивала или старалась припомнить. Я протянул руку, взял у нее пепельницу, держал, чтобы она могла стряхнуть пепел со своей сигареты. Смотрел на нее. Хрупкая блондинка, кажется, не крашеная, темные ресницы и темные глаза, и я подумал, что сейчас она узнает во мне другого.

— Как вы, — сказала она, — а рост трудно было определить сверху, из окна. Кажется, высокий, но тот, другой был выше. Тот просто был длинный.

— В бейсбольной кепке? — спросил я.

— Да, вы его знаете?

Я не стал ей говорить, что он мертв.

— Как это было? — спросил я.

— Он пошел на вокзал, — сказала девушка. — Магазины были уже закрыты, и он пошел на вокзал. Там есть буфет. Там обычно большая очередь, и я не ждала его слишком скоро. Однако буквально через десять минут кто-то позвонил в дверь. Даже если бы не было очереди, он не смог бы так быстро вернуться. Я подумала, что если это все-таки он, то он еще раз позвонит, и правда, кто-то позвонил, но я опять засомневалась. Тем более, что, уходя, он взял со стола бумажник, а больше он ничего забыть здесь не мог. Но я вспомнила, что может придти еще один человек. Ко мне. Я подошла к окну посмотреть и, если окажется, что это он, то окликнуть. Здесь так не видно, но если влезть на подоконник... Я увидела, что внизу, напротив стоит человек, этот, длинный, и курит. Спустя минуту или две к нему подошел тот, в светло-сером костюме и они о чем-то заговорили. Потом они посмотрели вверх, сюда, мне кажется, что на наши окна — хорошо, что я перед этим выключила свет. Я все-таки спрыгнула на пол. Ходила здесь, ждала. Потом я снова подошла к окну. Туда, вдоль мне было видно. Этот длинный стоял там один. Он опять достал сигареты и хотел закурить, но вдруг сорвался с места и бросился вперед, через дорогу и, кажется, к воротам. Туда, — она махнула рукой.

Я встал, мы подошли к окну. Противоположный дом был виден только до второго этажа, но влево и вправо достаточно просматривался мощеный переулок. Какие-то двое прошли по нему в сторону площади. Она показала в противоположную сторону.

— Мне стало страшно, — сказала она. — Я заметалась по комнате, не знала что делать, а потом я услышала, как в переулок — мне показалось, что из-под арки — выехала машина. Женя так и не пришел.

Она прошла к своему табурету и села.

«Этот длинный, — подумал я. — «Бутлегер». И он носил Вишнякову наркотик. И Стешину тот морфий тоже он. Филантроп. А Торопов? Не был ли Торопов наркоманом?»

— Не был ли Торопов наркоманом? — спросил я девушку.

— О, что вы! Совсем нет. Совершенно нормальный человек. Если не считать его страхов. Но вы же видите: для этого у него были причины.

— А эти страхи... Как давно они появились?

— О, с самого начала! — воскликнула она. — Но мы недавно знакомы.

— Как вы познакомились?

— Случайно, но очень кстати. И для меня, и для него. Тогда, после этой прогулки на теплоходе... Там случилась какая-то драка. Мне нужно было стоять на месте, но я растерялась, а потом мы не нашли друг друга, и я осталась одна. Я оказалась в таком положении... Он сказал, что не хотел бы гулять один, потому что одинокие люди подозрительны. Он сказал это как бы в шутку, но что-то было такое... Я сначала подумала, что у него те же проблемы, но оказалось, что он ленинградец и у него даже есть квартира, но он не может вернуться туда. Он сказал, что ему трудно преодолеть себя, решиться пойти домой, сказал, что у него страхи, что у него такое психическое состояние, но позже выяснилось, что это не совсем так. Страхи были, но он знал, чего боялся — просто не хотел напугать и меня. Я предложила ему свою помощь. Не совсем бескорыстно, но мне действительно было некуда деться.