Борис Дышленко - Людмила

Предположение следователя о способе, каким Полковой избавился от наркотика подтвердилось после смерти Додсона. Его вдова отдала следователю телеграмму с просьбой встретить на станции Малая Вишера какую-то или какого-то Шуру. Эту бесполую подпись жена предпочла истолковать против мужа и, не поверив его сбивчивым объяснениям, уехала в Таллинн. Теперь она очень переживала, считая, что если бы она поверила мужу, трагедии бы не произошло.

Видимо, позже, проанализировав его объяснения, она пришла к каким-то опасным для нее выводам, потому что через два дня после его похорон она была убита. Она была убита на кладбище, не на том, где похоронен ее муж, а на другом, где уже не хоронят. Как и почему она там оказалась, непонятно. Ее убили ударом ножа точно в сердце — на этот раз у убийцы не было времени на свой людоедский танец. Не было и алиби. То есть было, но довольно шаткое — считалось, что он был на работе. Однако отсутствие алиби еще не доказательство вины.

В это время в городе Гальте привлек к себе внимание один субъект, светлый шатен лет тридцати-тридцати пяти и вполне респектабельного вида. Как сказала буфетчица ресторана «Магнолия», элегантный и прекрасно танцует. Он жил в пансионате «Людмила», и, как выяснилось, несколько раз встречался там с Бенефистовым. Из других источников известно, что он ездил в Учкен (горное село в десяти километрах от Гальта), место ничем не примечательное кроме большого еженедельного базара. Этого шатена видели в ресторане «Магнолия» в обществе одной хрупкой блондинки, которая впоследствии оказалась женой шведского подданного. А тот шатен исчез из города Гальта после перестрелки с милицией, и вслед за тем в правоохранительных органах разразился крупный скандал. Об этом, разумеется, не писали в газетах, но западные радиостанции прокомментировали это довольно своеобразно. Шведка уехала на следующий день в сопровождении своего мужа профессора Стокгольмского Университета доктора Бьоррена.

Светлый шатен... Мало ли светлых шатенов. Мало ли элегантных, хорошо танцующих светлых шатенов. Конечно, там, в Гальте, в пансионате «Людмила» он наверняка был зарегистрирован, и было бы нетрудно установить его личность, но следователь сказал мне, что книга регистрации клиентов пропала, и из-за этого у директрисы пансионата были большие неприятности, но не исключено, что в общей суматохе книгу прихватил с собой сам клиент, чья фамилия настолько распространена, что искать его можно только по внешним приметам. Составлен фоторобот, но кто по нему опознает? Действительно, тот супермен, чей портрет я видел на вокзале, похож на кого угодно, только не на себя самого.

Хорошо. Пока суд да дело, один из сотрудников узнаёт в известном журнале знакомую ему женщину, выступающую в качестве модели. В свое время она избежала уголовной ответственности, успев уехать заграницу прежде чем до нее дошло следствие. Это та самая Людмила Бьоррен, с которой имел дело шеф-повар. Таким образом выстроилась линия: наркотики — порнография — наркотики. Додсон, Сурепко, Бенефистов, Шарлай, Гальт, Стокгольм. Между ними Ленинград с неясной, расплывчатой фигурой человека в светло-сером костюме.

Людмила встретила меня в чем-то официальном и строгом, правда, не в черном, но чрезмерный траур, наверное, выглядел бы вызывающе. Однако чулки были черные и волосы были собраны сзади в какой-то несложной прическе. Сегодня она выглядела старше, и лицо было грустным и усталым. Она прильнула ко мне, и я почувствовал от ее волос слабый запах, какой-то знакомый запах, но я не мог вспомнить, что это такое. Отодвинувшись, улыбнулась, взяла меня за руку.

— Хочешь вина?

— Да, — сказал я, — хочу.

— Пойдем, — сказала она, держа меня за руку.

Мы прошли по коридору вперед.

— Я бы сначала умылся, — сказал я.

Она включила свет в ванной, открыла дверь. Я посмотрел, куда бы пристроить конверт, поставил на полочку рядом со стиральным порошком «Секрет». Вспомнил об этой коробке, взял ее с полки. Она была не распечатана и нигде никаких проколов.

«Почему? — подумал я. — Почему они не искали у нее? Были и не искали. Тогда зачем он приходил сюда. Тот, которого приняли за меня. Я спугнул его тогда. Хорошо, почему он сегодня не повторил попытку? Ведь была же возможность. Откуда они могут знать, что эти ампулы не у нее? — пожал плечами. — Ладно».

Я снял пиджак, повесил его на вешалку, развязал галстук. С наслаждением умылся холодной водой и, когда уже завязывал галстук, услышал, как людмилины шаги быстро удалились по коридору. Что она делает там? Закрывает дверь на засов? Я вспомнил, что она, не спрашивая, открыла мне дверь. Взял с полочки конверт, вышел.

Людмила шла ко мне по длинному коридору. Ее силуэт, подсвеченный слепяще яркой лампочкой сзади, дрожал и двоился, и мне показалось, что это идет не она. Из полуоткрытой двери через комнату с улицы донеслись далекие вечерние звуки, но здесь сейчас не было слышно даже людмилиных шагов. Да, на мгновение мне показалось, что это идет не она.

— Что с тобой? — почти шепотом спросила Людмила.

— Нет, ничего, — ответил я. — Просто стоял против света. Так.

Мы вошли в комнату. Людмила прошла к окну, задернула шторы, насколько получилось. Подошла к шифоньеру, но вдруг обернулась, посмотрела на меня, я не сразу сообразил, что ей нужно переодеться.

— Ты хочешь переодеться? — спросил я. — Я поднимусь в башню.

Она кивнула, прикрыла глаза, улыбнулась.

Я открыл дверь, поднялся по деревянным ступенькам в башню. Было тихо, и на карте России шевелился налетевший откуда-то пух.

«Кажется, это единственное место в Ленинграде, где осталось немного ветра», — подумал я.

Я взял серый томик и, раскрыв его, наугад прочитал:

«Меня интересует имя молодой девушки в косынке, в платье с розовыми цветочками, темно-русой и невысокой, в возрасте от семнадцати до двадцати лет. Я встретил ее неподалеку отсюда. Как ее имя?»

Я с недоумением положил книгу на стол.

«Так значит, Ассоль не была блондинкой? — озабоченно подумал я. — О, это в корне меняет дело. Но, видимо, это всеобщее заблуждение, потому что та, на празднике, тоже была блондинкой. Или цвет волос героини просто зависит от моды...»

Нет, конечно, все это было ни к чему, и Ассоль меня не интересовала. Я подумал: куда делась моя злость? Ведь я не собирался принимать эту блондинку всерьез. Но она вряд ли стала бы слушать россказни старого мошенника и если дождалась какого-то капитана, то совсем не того, и вообще это вышло случайно, а что до ресниц, до этих штучек с ресницами, то чего же ты хочешь от двадцатилетней девочки, где бы то ни было, на берегу ручья, у книжного лотка, на кладбище или на теплоходе, вовсе не на бриге «Секрет», когда она спускается по трапу, — это просто им свойственно, — но улыбка, та, которая сходит с лица...