Борис Дышленко - Людмила

— А когда ты освободишься?

— Не знаю точно, — сказал я. — Где-нибудь часам к трем.

— Я тоже, наверное, в это время, — подумав, сказала Людмила. — Давай встретимся. И погуляем. А?

— Да, — сказал я, — пожалуй. Где?

— Есть один сад, — мечтательно сказала Людмила. — Такой старый, запущенный сад.

— Знаю, кладбище, — сказал я. — Чудное ностальгическое место. Элизей.

— Общественный элизей.

— Цинизм разъедает твою душу, — сказал я.

Мне показалось, что я слышу ее улыбку.

— Спокойной ночи, — сказала она.

Я вернулся в комнату, постелил себе постель. Раскрыл Грина, там где он был заложен хрупкой блондинкой, и еще два часа читал его.

Вокруг одинокого дерева в соседнем дворе замкнулось кольцо тополиного пуха, и по периметру всех видимых мною стен протянулась белая, мягкая кайма; след ее остался и в открытых дверях гаража инвалидной коляски, уже выкаченной оттуда. Возле нее, тяжело хромая, суетился ежедневный инвалид. Гараж, как собачья будка, стоял у стены, и хотелось от него к коляске протянуть железную цепь. На ржавой крыше противоположного дома, по водосточной кромке тоже собрался тополиный пух и на следующей крыше — тоже. Между этими двумя домами, казалось, не проходила улица, а дальше крыши беспорядочным нагромождением ступеней простирались уже до самого ангела — он мог бы шагать по ним. Неизвестно, когда наступило утро — в девять часов уже был жаркий полдень. Я вышел в прихожую и снова набрал номер. На этот раз мне повезло, и из душного полумрака прихожей мне показалось, что я увидел, как следователь, наклонившись над столом, поднимает телефонную трубку.

По телефону мне показалось, что следователь просто ошеломлен известием о похищении свидетельницы, но, выждав немного, чтобы мое сообщение произвело эффект, я успокоил его, объяснив, что похищение, хоть и организованное нашим фантомом, осуществлено руками используемой в темную милиции. Я предположил, что этот тип позвонил туда и настучал, что она живет в Ленинграде без прописки.

— Когда ее взяли? — спросил следователь.

— Вчера вечером. И нам надо поспешить, потому что они, взяв подписку о предупреждении, могут отпустить ее, и тогда нам придется ее искать. У нее, правда, будет семьдесят два часа, но где она их проведет...

— Хорошо, — сказал следователь, — я им сейчас позвоню. Какое отделение?

Я назвал ему район.

Следователь обещал заехать за мной. Я положил трубку, вернулся в комнату и налил себе вторую чашку кофе. С чашкой вернулся на свой подоконник. Закурил и стал ждать.

Значит, снова появился тип в светло-сером. Как всегда перед каким-нибудь происшествием. Собственно, он их и организует. Я с удовлетворением подумал, что на этот раз я на несколько шагов опередил его. Но тут же подумал: что, если он знает, что я уже побывал у нее? А может быть, это было бы как раз хорошо. Может быть, если бы она сказала, что я уже заходил к ней, он оставил бы ее в покое. Конечно, теперь они уже точно знают, что я занимаюсь художниками, и это их беспокоит. Но, может быть, Торопов тоже мог что-нибудь ей рассказать, и они боятся, что так и есть. Однако тогда милиция вовсе не то место, куда им нужно было бы ее направить. Или они уверены, что он ей ничего не рассказывал? Но почему? Может быть, он и сам ничего не знает, но что-то имеет? Что-то, смысла чего он, как и я, не понимает. Она случайно увидела из окна, как они... Нет, просто достаточно того, что она видела их. Видела и при случае может опознать. Но им не известно, что она видела их, ведь перед этим она им не открыла. Да, похоже, ему нечего было ей рассказать, и поэтому они выбрали сравнительно мягкую меру предосторожности.

Инвалидная коляска затарахтела мотором, и пух разлетелся от выхлопной трубы. В этом треске плавно и бесшумно во двор вкатилась серая «волга» и, развернувшись по кругу, остановилась. Следователь вылез из машины и, обойдя ее, помахал мне рукой. Я махнул и отошел от окна.

По пути я рассказал следователю предысторию задержания. Он согласился со мной, что ей не много известно, иначе бы она так легко не отделалась. Во всяком случае, они бы не скинули это дело милиции. К тому же милиция, задержав нарушителя паспортного режима, не стала бы слушать его фантастические заявления, решив, что это какая-то уловка. Так или иначе они бы выдворили ее из города.

Мы проехали мимо милиции в одну и в другую стороны, чтобы убедиться, что никто за отделением не наблюдает. Нет, по-видимому, она была им не очень нужна. Следователь загнал машину во двор и развернулся. Мы поднялись по бетонному с жиденькими, железными перильцами крыльцу и вошли в помещение. Там было сильно накурено, и кроме двух милиционеров по обе стороны пластикового барьера никого не было. Тот, что за барьером был в форме с погонами старшего лейтенанта, другой обычный сержант.

Следователь показал старшему лейтенанту удостоверение и поздоровался. Он сказал, что задержанная девушка нужна нам как важный свидетель, и ему очень жаль, если она уже расписалась под предупреждением, так как с нее придется взять совершенно противоположную подписку, то есть подписку о невыезде. Старший лейтенант сказал, что они еще не оформляли документы, и кивнул сержанту, чтобы тот привел задержанную. Следователь попросил старшего лейтенанта рассказать, как она к ним попала, но тот сказал, что это было не на его дежурстве, а он только в восемь утра заступил, а вообще, кто-то, не назвавшийся, очевидно, из соседей, около одиннадцати вечера позвонил по телефону и сказал, что в квартире тринадцать в отсутствие квартиросъемщика проживает девица без прописки и без определенных занятий, что к ней ходят и остаются ночевать мужчины, тут старший лейтенант ухмыльнулся и сказал, что, по его мнению, это похоже на правду. Он достал из-под барьера сумочку и попытался продемонстрировать нам ее содержимое, но следователь забрал ее у него и защелкнул, сказав, что в этом он сам разберется.

Дверь в правом углу отворилась и впереди сержанта появилась наша блондиночка. Она была бледна, и под левым глазом у нее была размазана краска: видимо, она плакала. Она увидела следователя, свою сумочку у него в руках, остановилась, беспомощно глянула по стенам и наконец увидела меня. Я увидел радость и облегчение в ее глазах. Следователь подошел к ней, отдал сумочку.

— Вы поедете с нами, — сказал он.

В ее глазах снова появилось беспокойство, но я сказал ей, что все в порядке.

Старший лейтенант с какой-то особенной фамильярностью извинился перед ней, назвав ее дамочкой, и, ухмыльнувшись, предложил ей проверить содержимое сумочки, все ли там, что ей необходимо. Людмила вспыхнула, хотела что-то сказать, но ничего не сказала, повернулась и вышла. Мы вышли вслед за ней. Я помог девушке сесть в машину, сел рядом, следователь захлопнул дверцу.