Борис Дышленко - На цыпочках

— Как это вы прекрасно сказали! — воскликнул я. — Я бы ни за что не сумел так сказать.

— Я и ему это говорила, — сказала она. — Я говорила ему, что счастье не зависит ни от записи в актовой книге, ни от кооперативной квартиры, ни от машины марки «Жигули», — счастье заключается в любви, а наша любовь была бесконечна. Она была всеобъемлющей и всепоглощающей.

Она закурила новую сигарету.

— Но он хотел, чтобы у меня был комфорт, — продолжала она, — и ради этого, подумать только! ради этого он рисковал. Риск был его профессией — он был каскадер.

— Каскадер? — спросил я. — А что это?

— Дублер. В кино, — пояснила она.

— Это, которые переводят на русский язык?

— Нет, — покачала она головой, — это совсем другое. Это очень опасная и вредная профессия. Вот... вам, вероятно, случалось видеть в кино, как разбивается автомобиль?

— Да, конечно, — сказал я, — это очень захватывающе, когда автомобиль разбивается: все взрывается, пылает, горит... Я всегда как на иголках сижу, когда они сталкиваются.

— Так, — сказала она. — А когда по шаткой водосточной трубе взбираются на одиннадцатый этаж?

— Этого я не видел, — сказал я.

— Все равно, — сказала она. — Когда в кино снимается какой-нибудь рискованный трюк: скажем, прыжок с двенадцатиметровой стены, проход по крыше небоскреба или нужно вынести гроб из горящего дома, в то время как вокруг рушатся охваченные пламенем стропила; когда разверзается пасть тигра, и герой картины, вооруженный одним лишь кинжалом, бросается на него; когда он вместе с водопадом бесстрашно низвергается в кипящую пучину Ниагары посреди острых обломков скал — во всех этих эпизодах вместо артиста снимается каскадер. Его снимают сзади, со спины, а голос и мимику лица снимают с артиста. Потом все это монтируют вместе, и зритель, увидевший на экране крупным планом приближающуюся к бездне, а потом стремительно летящую вниз фигуру, думает, что это и в самом деле низвергается артист, в то время как летит каскадер.

Девушка отпила глоток шампанского и закурила.

— Я и не думал, что это так опасно, — сказал я, — я думал, что вместо человека бросают манекен.

— Нет, — отрицательно улыбнулась девушка. — Это раньше бросали куклу, а теперь... Толпа жаждет хлеба и зрелищ, — сказала девушка. — Люди стали жестоки и требуют подлинности. Ну что ж, получайте! Мужественный человек гордо бросает им свою жизнь.

Она вздохнула.

— Слава достается артисту. Ничего не поделаешь — так бывает всегда: отважный и благородный человек рискует жизнью, а потом приходит другой и пожинает плоды. — Девушка съела ложечку мороженого и продолжала: — Ирония судьбы заключается в том, что каскадеры всегда гибнут при исполнении сравнительно несложных трюков. В тот день как раз снимался довольно легкий и не слишком опасный трюк. Мой жених дублировал артиста, который играл офицера-десантника. Этот артист, смазливенький мальчик, каких много, был совершенно бездарен. Не буду называть его имени — ведь это ничего не изменит. Итак, моему жениху как всегда предстояло рисковать за другого. Накануне съемки, вечером, он позвонил мне. Мы посидели с ним в ресторане «Садко», в баре для интуристов. Знаете этот бар?

— Это, где гостиница «Европейская» — уточнил я. — Да, знаю. Только я там никогда не был. Внутри.

— Естественно, — сказала девушка — ведь туда пускают только на валюту. У моего жениха была валюта, — сказала она, — каскадерам часть зарплаты выдается в иностранной валюте. — Она помолчала, припоминая: — Ну да, — сказала она, — мы посидели. Есть нам не хотелось — так только фрукты... Мой жених все время пил виски со льдом. Он вообще-то любил шампанское, но в данном случае пил виски со льдом. И нервно курил одну сигарету за другой. Ему явно было не по себе. Он, конечно, ничем этого не показывал, старался выглядеть веселым, непрерывно шутил, рассказывал смешные анекдоты. Он вообще был очень остроумным человеком и внешне ничем не напоминал каскадера — каскадеры, знаете ли, в большинстве своем грубый народ. Но у него было такое тонкое лицо, прекрасные манеры, он был исключительно элегантен. Его там даже приняли за фарцовщика: он был слишком хорошо одет для простого смертного, — девушка тонко улыбнулась. — Но это недоразумение, конечно, сразу же разъяснилось: милиционер (полковник) сразу же извинился, откозырял, стоило только моему жениху вынуть удостоверение личности. Ммм... видите ли, каскадеров очень мало, и милиции приходится с этим считаться.

Девушка съела еще ложечку мороженого и глубоко задумалась. Я некоторое время молчал, не зная, как бы поделикатней, и чтобы в то же время не лезть девушке в душу, спросить ее о том, что произошло дальше, но она сама скоро вышла из своей задумчивости и спросила меня, на чем она остановилась в своем рассказе.

— Вы говорили об элегантности, — напомнил я, — и о том, как вашего жениха приняли за фарцовщика.

— A-а... да-да, — со слабой улыбкой вспомнила девушка. — Но вы знаете, он вообще был очень интересным человеком, — сказала она. — Например, он в совершенстве владел английским языком. Да-да, его, наверное, из-за этого и приняли за фарцовщика, — сказала она, — да, наверное: я только сейчас это поняла. Ведь он в этот момент говорил по-английски с каким-то англичанином: тот что-то спросил, а он что-то ответил...

— А почему они не приняли его за иностранца? — удивился я, хотя вообще-то это и не относилось к делу.

— Видите ли, в чем дело, — сказала девушка, — за каскадерами все время следят. Понимаете, с них берут расписку.

— А — зачем?

— Ну, чтоб они кого-нибудь не убили, — пожала она плечами, — они знают разные приемы. Все каскадеры состоят на учете: гипнотизеры и каскадеры.

— A-а... верно, я слышал об этом, — припомнил я, — о гипнотизерах.

— Ну да, а с каскадерами то же, — кивнула девушка.

Девушка медленно, глядя вдаль, курила.

— Да, о чем это я? — сказала девушка.

— Вы говорили про то, как сидели, — подсказал я.

— Да, — подтвердила девушка. Она отпила глоток шампанского, — да. Мы сидели, — повторила она. — Мы сидели, и он старался казаться веселым, но я видела, что ему не по себе. Теперь я понимаю: он чувствовал близкую смерть.

— Ах, это так! — не утерпев, воскликнул я. — Это так: я тоже все время что-то чувствую.

Она загадочно посмотрела на меня.

— Вы чем-то похожи на него, — сказала она. — У вас даже есть что-то в лице. Но слушайте: я решила рассказать все до конца. Утром он, как всегда вовремя, был на съемке. День был жаркий. Мой жених, одетый в защитную форму цвета хаки, которая, кстати, шла ему гораздо больше, чем актеру, которого он дублировал, прогуливался вперед-назад по съемочной площадке, ожидая сигнала. Режиссер сказал всем приготовиться, и все заняли свои места. Мой жених в последний раз мысленно выверил свой маршрут — он был готов. Наконец прозвучала команда, мой жених вскинул автомат и, петляя, помчался к роще. Вокруг него грохотали взрывы, но он, презирая опасность, бежал вперед. Дубль отсняли. Мой жених вытер пот со лба и вернулся на место. Его лицо было черно от гари. По приказу режиссера специальные техники снова зарядили мины. И опять режиссер скомандовал, и мой жених, сжимая автомат, бросился вперед. С перекошенным от напряжения лицом он метался по точно рассчитанному маршруту, оставляя взрывы за своей спиной.