Борис Дышленко - На цыпочках

— Нет-нет, — сказал я, отступая назад, — мне уже пора. Мне нужно идти — я опаздываю.

— Да погоди — это минута, — уверял меня старик. — Вмиг найдем. Обожди.

— Не беспокойтесь, — сказал я, сворачивая во двор. — До свиданья!

Краешком глаза я заметил, что старичок выбирается из будки. Я поспешил мимо бомбоубежища к следующему двору, и уже зайдя за угол, я услышал его отдаленный, как лесное ауканье, крик:

— Все равно я тебя поймаю-у-у! Я твой портрет словесно расскажу-у-у!

Я обошел бомбоубежище и по нескольким наружным каменным ступеням спустился к углубленному входу. Я ударил ногой в обитую ржавыми железными листами дверь и убедился в том, что она заперта. Я поднялся по тем же ступеням назад и остановился, глядя на вытоптанную траву у подножия бомбоубежища — оно зеленым четырехугольным холмом возвышалось посреди асфальтированного двора.

«Вероятно, его в целях воздушной маскировки зарастили травой», — подумал я, потому что сейчас мне больше не о чем было подумать.

Я услышал громкое мяуканье за углом дома и направился туда. Еще не завернув за угол, я понял, что мяуканье, которое привлекло мое внимание, было не кошачьим, а человеческим и даже, пожалуй, детским, потому что было таким отчетливым, какого никогда не употребляют коты: просто из-за угла этого дома громко раздавалось: «Мяу-мяу», а в ответ ему: «Дррррррр». Потом все это повторялось. Я увидел в одном из закутков двора игравших там двух детей: мальчика в матросской шапочке и девочку лет пяти.

Девочка, пользуясь тем, что в этом узком простенке не было окон и никто из взрослых не мог увидеть и запретить ей, лежала на боку прямо на асфальте и скребла по нему своими новенькими красными башмачками как будто лежа пыталась бежать, и это она кричала: «Мяу-мяу». Увидев меня, она вскочила и уже по-настоящему отбежала в угол, где, полуотвернувшись и наклонив голову, стала искоса наблюдать за мной. Она была старше мальчика и, по-видимому, главнее, потому что время от времени, бросая на него сердитый взгляд, что-то приказывала ему своими несуществующими бровями, — он ничего не понимал. Он сделал шаг ко мне и, ткнув мне в живот ствол зеленого пластмассового автомата, сказал:

— Падай! Ну, падай же! Я тебя убил.

Я улыбнулся ему:

— Здесь нельзя падать, здесь грязно. Ей тоже нельзя, — я показал на девочку.

— Это ему нельзя, — крикнула она из угла, — мне можно.

— И тебе нельзя, — сказал я. — Вон видишь, как ты испачкала платье?

Девочка посмотрела вниз, на свое платьице, потом опять на меня.

— А зачем вы сюда пришли? — спросила она.

— Я ищу своего кота, — сказал я. — Ты не видела?

— Конечно же, нет! — возмущенно сказала девочка.

— А я видел, — сказал мальчик и испугался.

— Что ты врешь! — крикнула девочка. — Ничего ты не видел.

— Это ты не видела, — сказал мальчик.

— Нет ты не видел.

— Погоди, — сказал я девочке, — пусть он скажет. Ты видел кота?

— Видел, — подтвердил он.

— Может быть, это не тот, — сказал я, чтобы успокоить девочку. — Мой — черный. С белой мордочкой и грудью. Пушистый. А тот, которого ты видел, какой?

— Разный, — сказал мальчик, — и какой, и другой.

— Все он врет, — сказала девочка. — Не верьте ему — он мой братик. Сам не понимает, что говорит.

— Ты не понимаешь, — сказал он, — я понимаю.

— Ну разве так может быть? Чтобы один кот был разный, — рассудительно сказала девочка. — Один кот должен быть одинаковый. Так?

— Так, — сказал я. — Но может быть, не один? Может быть, он видел не одного кота, — сказал я девочке, — может быть, он видел их много?

— Много, — сказал мальчик, — много кóтов.

— Где? — спросил я. — Где ты их видел?

— Там, — он махнул рукой, — там. Я видел. Много-много кóтов.

— Где? — опять спросил я.

— Их много, я не люблю их, — тоскливо сказал мальчик.

— За что же ты их не любишь? — спросил я.

— Они противные, — сказал мальчик, — твердые-твердые... Они стукают.

— Что ты болтаешь! — презрительно сказала девочка. — Ты глупый.

— Ты глупая, — отозвался мальчик.

— Так где же ты их видел? — спросил я.

— Там, — он безнадежно махнул рукой куда-то за угол, в сторону бомбоубежища, а может быть, дальше.

— Где? — спросил я. — Там? В этом дворе? Да?

— Да, — сказал мальчик, — только не в этом дворе, — сказал он. — Там были.

— Может быть, в бомбоубежище? — предположил я. — В этой горе?

— Нет, — сказал мальчик, — не там, а в окнах.

— Врет он все, — вмешалась девочка, — он ничего не понимает. Тебе папа запретил трогать котов? — сказала она ему. — Ты же знаешь, что они заразные?

— Я не трогал, — сказал мальчик. — А ты валялась — я расскажу.

— Ха-ха-ха! — фальшиво засмеялась девочка. — Рассказывай — мне ничего не будет: мне мама разрешила валяться.

— Не разрешила, — сказал мальчик.

— Разрешила-разрешила, — запрыгала девочка.

— Так где ты их все-таки видел? — опять спросил я.

Но мальчик больше ничего не мог добавить, только повторял, что в окнах.

Я еще раз попросил девочку не лежать на асфальте и пошел назад, в сторону бомбоубежища.

«В каких же окнах он мог это видеть? — думал я, с осторожностью, чтобы кто-нибудь, особенно тот старик, не заметил меня, проходя мимо Диагонального переулка. — Так где же он мог это видеть, и почему они «стукают»? Ну это, конечно же, фантазия ребенка. Дети вообще склонны фантазировать, — думал я, — из них могли бы получаться хорошие писатели. Но ведь он же мог и насчет окон нафантазировать, — подумал я. — Вполне. Потому что, до какого же окна могла бы дотянуться эта кроха... А что, если он действительно видел котов в подвалах? Там вовсе не нужно тянуться ни до каких окон — они там на уровне земли. Нет, — сказал я себе, — там он ничего не мог увидеть. Это я в моем детстве еще мог что-то снаружи увидеть в эти окна, да и то немного. Но в мои детские годы на тех окнах была только решетка, а вчера — я видел — они были затянуты металлической сеткой, сквозь которую уже ничего невозможно рассмотреть. Нет, ничего этот малыш не мог там увидеть — это фантазия».

Я остановился под аркой напротив своего дома. Направо от меня, в каких-то десяти-двенадцати шагах, находился вход в эти подвалы, если их, конечно, не перегородили, а то могли и перегородить. Я попытался вспомнить, что кривой старичок ответил мне на мой вопрос о подвалах, и вспомнил, что ничего не ответил, что, наоборот, он стал меня заманивать в ловушку, — видимо, вопрос о подвалах его очень задел.

— Да, — сказал я, — похоже, что подвалы с тех пор не перегородили.

Я заколебался: дело в том, что до визита к Шпацкому у меня еще оставалось довольно много времени.

«Спички у меня с собой, — подумал я, — зайду, посмотрю, что там. Ведь мог же он забраться куда-нибудь; может быть, в какой-нибудь ящик, который в свою очередь мог опрокинуться и его накрыть. Особенно, если наверху стоял. Это вполне могло быть. Да и мало ли что могло быть... Нужно идти туда и искать, если открыто. В детстве всегда бывало открыто, потому что там никогда ничего, кроме пустых ящиков, не было».