Борис Дышленко - На цыпочках

— Иди сюда! — крикнул мне тот же высокий, напряженный, искаженный пустотой голос.

Я медленно, потому что это было еще труднее, чем в темноте, двинулся вперед. Свет впереди собрался в яркое, как непрерывная вспышка, белое пятно, и ничего, даже стен и потолка, не было видно. Я опять зажмурился, но свет проникал и сквозь плотно сжатые веки и, казалось, выдавливал яблоки из глазниц.

«Что ждет меня там? — подумал я. — И чей это голос? Такой искаженный и все-таки знакомый».

И сейчас же я догадался, что это голос того самого старичка из будки. Ну конечно, он сообразил, что я пойду в подвалы, и подстерег меня.

«Ничего страшного, — подумал я, — это же пустые подвалы: в них ничего не хранится, кроме десятка изодранных покрышек. Подумаешь! Ну выгонят...»

Я неизвестно обо что, даже просто ни обо что, споткнулся и инстинктивно вытянул руки вперед.

— А ну не щупай, а то я тебе сейчас пощупаю! — крикнул старичок.

Его голос теперь уже не был так искажен, да и вообще был ближе, и свет был ярче. Я сделал еще несколько шагов.

— Ну вот он. Это он, — удовлетворенно сказал старичок.

Я уже убедился в том, что это тот самый старичок. Я, правда, еще не видел его, но это потому, что я вообще после яркого света никого и ничего вокруг не видел, хотя неизвестно почему чувствовал, что здесь еще кто-то есть. Кто-то меня несильно подтолкнул, а там поддержали, и я стал на место.

— Это он, — повторил старичок. — Я сразу понял, что тут нечисто: у меня на таких глаз наметан. Давно сообразил, еще когда он про кота стал мне втирать; а уж когда он про эти подвалы спросил, так и сомнений не осталось.

Я ничего не стал возражать, потому что, по сути дела, старичок был прав — ведь я действительно интересовался и подвалами, и котом, и поймали они меня точно на месте происшествия. Конечно, я мог бы объяснить им свой, может быть, непонятный для них интерес к подвалам, но с другой стороны, факт оставался фактом, а что касается причин, то моя жена неоднократно говорила мне, что хорошими намерениями устлан путь в потусторонний мир. Правда, к этому времени мои глаза уже немного привыкли после яркого света, который теперь не светил мне в лицо; и я увидел, что старичок стоит возле прожектора, который в свою очередь стоит на металлической треноге, а напротив меня, уже в свою очередь, стоят еще два человека, возможно. — служащих того самого предприятия или этого подвала.

— Так, — сказал один из них, одетый в какой-то темный, но здесь не разобрать было, какого именно цвета костюм, а когда уже потом все вместе мы вышли в Диагональный переулок, я об этом забыл. — Так, — сказал он другому, в резиновом фартуке, такого яркого оранжевого цвета, что даже здесь, в полумраке позади прожектора, направленного вдоль по коридору, это было видно.

— Так, — сказал этот, в костюме.

Тот, в резиновом, но одновременно и оранжевом, фартуке, ответил ему только пожатием толстых обнаженных плеч, потому что, кроме этого фартука, на нем ничего не было, то есть были, конечно, какие-то штаны и резиновые сапоги, только уже не оранжевые, а обыкновенные, черные; но никакой рубашки, а тем более пиджака, на нем не было.

— Дело темное, — рассудительно сказал старичок, но я не понял, к кому он обращался: к тому, который в костюме, или к другому, в фартуке.

Тот, который был в костюме — по-видимому, старичок обращался к нему, — подтвердил, что дело, пожалуй, и в самом деле темное.

— Да, темное, — сказал он. — Возьмите его за руку.

Тот, в фартуке, взял меня за руку, но не слишком крепко, так что при желании я мог бы вырваться, чтобы убежать; но тут старичок юркнул ко мне и вцепился в ту же руку чуть выше локтя, а тому пришлось отпустить. Он подтолкнул меня вперед, и мы все пошли подвалами в сторону Диагонального переулка (видимо, подвалы так и не перегородили). Эти комнаты или залы — не знаю, как называются подвальные помещения — были освещены, впрочем, довольно слабо электрическими лампочками в проволочных сетках, так что здесь не нужно было протягивать руки вперед, а если я пару раз и споткнулся, то только из-за повисшего на мне старичка. Мы шли недолго, комнаты три-четыре, а потом уже оказались снаружи, правда, внизу, перед ступеньками, которые, как я видел это раньше и как вообще знал, находились на улице и были в целях безопасности огорожены металлическими поручнями. Первым, обогнав нас, по ступенькам поднялся мужчина в оранжевом фартуке, который к тому же и сам был рыжеват, и его голая рыхлая спина была вся покрыта крупными и мелкими веснушками. Еще на нем были свежевымытые и блестящие резиновые сапоги, а правая рука была крепко забинтована у кисти. Второй человек, тот, на котором был приличный костюм, поравнялся с нами уже в переулке. Он не выглядел очень сильным, да и ростом он был поменьше меня. Старик же все продолжал цепко держать меня за локоть и быстро семенил рядом со мной, ничего не говоря и не объясняя, куда он меня ведет.

— Нет, — возразил я, пытаясь высвободить свою руку из цепких пальцев старика. — Объясните все-таки, что я такого сделал и куда вы меня ведете. Ведь не закрыт же, в конце концов, был этот подвал... Я объяснил вам, что ищу своего кота, я и в подвале его искал. Что тут такого? — Я подумал, что времени у меня в обрез, что мне уже скоро надо будет идти к Шпацкому, а тут неизвестно, сколько все это протянется.

Но старичок ничего не ответил, только крепче вцепился в мою руку своими пальцами. Шедший рядом приличный человек тоже ничего не ответил и даже не посмотрел в мою сторону, и полуголый, не оглядываясь, продолжал шагать своими черными, скользкими на вид сапогами. Я остановился. Все остальные тоже остановились; старичок потому, что он не мог против моей воли сдвинуть меня с места, так как он был слабее меня; а те двое остановились от неожиданности, причем полуголый остановился шагах в пяти впереди, почти у самой будки, и повернулся, недовольно глядя на нас.

— Я никуда не пойду, — сказал я, почему-то обращаясь к полуголому (может быть, потому, что никто другой на меня по-прежнему не глядел). — Никуда я не пойду, потому что не знаю, куда вы меня ведете. А кроме того, у меня нет времени — у меня назначена встреча. С одним человеком, — добавил я для того, чтобы это выглядело правдоподобнее.

Приличный человек повернул ко мне свое худое лицо. Некоторое время он выразительно смотрел на меня, потом сказал старику:

— Обыщите его.

Я не стал дожидаться, пока старик выполнит его приказание. Я отшвырнул старика, хотя в другой ситуации не стал бы этого делать. Но у меня не было времени придумать что-нибудь другое, да и старик был мне очень неприятен, и я его отшвырнул. Может быть, это и не очень хорошо — отшвыривать старых людей, да к тому же при исполнении ими служебных обязанностей, тем более, что, забравшись в подвал, я, вероятно, нарушил какое-то правило, так как, возможно, старик именно эти подвалы и охранял, сидя в своей будке, но я действовал непроизвольно, не задумываясь над своими действиями, — в общем, так или иначе, но я его отшвырнул. Приличный человек в удивлении отступил назад, а я бросился вперед, но не на него, а на второго, голого в фартуке, который еще ничего не успел сделать. Вернее, я даже не на него бросился, а просто вперед, но он оказался на моем пути.