Борис Дышленко - На цыпочках

Я осторожно прикрыл дверь и пошел по коридору, как объяснил мне десантник. Он оказался прав: за ярко-желтой дверью, на которой, как на ящике из-под чего-то, было напечатано через трафарет черными буквами «Сержантская», я увидел Шпацкого. Шпацкий сидел на простом деревянном табурете, опершись локтем о край канцелярского, напоминающего обыкновенный, стола и лениво переругивался с сидевшим у стены на низкой, длинной лавке десантником, которого я однажды видел раньше, и его, насколько я помнил, солдаты называли Понтилой, но была ли это фамилия, имя или просто какой-нибудь псевдоним, я не знал. Сейчас Шпацкий тоже называл его Понтилой, и тот на это не обижался, так что вполне возможно, что это была его фамилия, имя или псевдоним. Я, конечно, постучался, прежде чем войти в сержантскую, и пока не услышал ответ, конечно, не вошел, но Шпацкий еще и после моего появления там некоторое время продолжал свою беседу с Понтилой — видимо, было важно довести ее до конца. Я не застал начала этой беседы и поэтому не понимал ее смысла и направления, только, войдя, услышал, как Шпацкий непонятно о чем спросил у Понтилы: «Тебе?»

— Тебе? — спрашивал Шпацкий у Понтилы.

— Мне, — отвечал Понтила.

— Тогда почему же он этого не сделал? — спросил Шпацкий. — Почему?

— Потому что ты, как всегда, вылез вперед, паршивый ты выскочка.

— Только поэтому?

— Ну еще потому, что ты сержант, — нехотя признал Понтила.

— Правильно, — сказал Шпацкий. — А почему я сержант, ты не скажешь?

— Потому, что ты паршивый выскочка, — сказал Понтила.

— Вот заладил! — Шпацкий обернулся ко мне, усмехнулся. — Кретин, — сказал он. — Потому, что я умней тебя, идиота кусок. Умней тебя и всех вас вместе взятых. Понял, дурак?

Понтила скрипнул зубами.

— Вот так! И не воняй больше, — сказал Шпацкий. — Ну что у тебя? — обратился он ко мне.

— Я по вчерашнему делу, — сказал я, — насчет кота. Ты помнишь? — спросил я его.

— Видишь? — сказал Шпацкий Понтиле. — И не воняй больше. Понял?

Понтила промолчал. Шпацкий еще немного посмотрел на Понтилу, как будто ожидая, не возразит ли Понтила что-нибудь на его просьбу, но тому, наверное, не хотелось с ним спорить или нечего было возразить, и Шпацкий снова повернулся ко мне.

— Так ты, значит, решил продолжать поиски своей кошки? — сказал Шпацкий.

— Кота, — поправил я.

— Все равно, — сказал Шпацкий. — Значит, решил продолжать?

— Да, — сказал я, — конечно. Ведь мы же вчера говорили...

— Ну что ж, — сказал Шпацкий, — что было, то было — я от своего слова не отказываюсь, — он посмотрел куда-то в сторону, подумал.

— Каждая палка имеет два конца, — как-то туманно сказал он.

Я не стал уточнять, потому что не знал, что это значит.

«Может быть, это и не имеет отношения ко мне, — подумал я, — может быть, это он просто так говорит: о трудностях поисков или еще что-нибудь такое...»

— Два конца, — повторил Шпацкий. — Ты понимаешь, о чем я?

— Нет, — сказал я, — я думал, ты так, вообще.

— Не думай, — сказал Шпацкий, — что нас так легко обмануть.

— Что ты! Я и не думал, — сказал я.

— Не думал?

— Конечно же, нет. Зачем? Наоборот, я же обратился...

— А мне вот почему-то кажется, что думал, — сказал Шпацкий.

— Да нет, — сказал я. — Кому же и найти, как не вам?

— Вот как? А зачем ты вчера пришел? — спросил Шпацкий, проницательно глядя на меня.

— Да вот же... чтобы обратиться.

— «Обратиться»?

— Обратиться.

— Я и говорю, что палка имеет два конца, — сказал Шпацкий, — если ты затеял какой-нибудь подвох, еще неизвестно, по кому ударит.

— Да я и не думал ударить, — сказал я, — не хотел я подвоха, я просто хотел найти своего кота и за этим обратился к вам, но если вы не можете...

— Мы не можем? — Шпацкий усмехнулся. — Ты слышал? Мы не можем, — он обернулся к Понтиле. — Ты посмотри на него. Только не лезь! — быстро сказал он Понтиле и выставил руку вперед. — Смотри, молчи: ничего не говори, — сказал он Понтиле.

Шпацкий тяжелыми шагами прошелся по комнате. Остановился, обернулся ко мне:

— Ты думаешь, ты открыл нам Америку?

— Нет, — сказал я, — я не думаю, что открыл Америку, — сказал я.

— Он не открыл Америку, — мрачно подтвердил Понтила, — он для этого слишком глуп.

— Конечно, не открыл, — уверенно ответил я. — А разве я говорил, что открыл?

— Я не в прямом смысле, — сказал Шпацкий. — Я говорю, что когда ты пришел со своим глупым заявлением, полковник был уже в курсе дела. В общих чертах, разумеется. Я имею в виду, что он предвидел твою бестактную просьбу. Понял, что я имею в виду?

«Вот это да! — подумал я. — Ну и полковник! Неужели уже знал?»

— Ты слышал, что я сказал? — крикнул Шпацкий.

— А? Да... Что? — спросил я.

— Ты знаешь, что он сказал? — спросил Шпацкий.

— Кто? Полковник?

— Нет, твой дурацкий кот, ублюдок! — заорал Шпацкий. — Ха-ха! — он обернулся к Понтиле. — У него, оказывается, говорящий кот. Ха-ха-ха-ха-ха! Как тебе это нравится?

Понтила сплюнул на пол.

— Конечно, полковник — кто же еще? Знаешь, что он сказал?

— Нет, — сказал я, — не знаю. Откуда мне это знать?

— Естественно, — сказал Шпацкий. — Откуда тебе, идиоту, это знать? «Respisae finem» — вот что он сказал. Ты знаешь, что это значит?

— Нет, — сказал я. — А что это значит?

— Черт возьми! Каких только недоумков не бывает на свете! — сказал Шпацкий. — Он даже не знает латыни. Да что ты вообще знаешь, оболтус ты этакий?

«Черт с ним! — подумал я. — Пусть ругается — лишь бы помог найти кота. А полковник умен, — подумал я, — у него, наверное, есть какой-нибудь метод, какой-нибудь способ, как найти, — я даже похолодел от надежды. — Вдруг найдет!»

— Ладно, дело не в этом, — сказал Шпацкий, — главное то, что нас практически невозможно провести. Лучше и не пытаться.

— Да что ты! — сказал я. — Я и не пытался вас проводить.

— Ну так давай, — сказал со своего места Понтила, — выкладывай, что тебе известно. Выкладывай начистоту, пока не поздно.

— Но я все рассказал, — удивился я, — все рассказал Шпацкому. Все, что мне известно.

— Тогда выкладывай то, что тебе неизвестно, — сказал Шпацкий.

— Как это?! — уже совсем удивился я. — Я даже не понимаю... Как же это я могу рассказать то, что мне неизвестно?

— Не понимает, — усмехнулся Шпацкий, — совсем ничего не понимает, а! Что ты скажешь!

— Может, врезать ему разок? — предложил Шпацкому Понтила. — Может, поймет?

— Погоди, — сказал Шпацкий, — не горячись. Похоже, у него действительно ума не хватает. Попробуем ему растолковать. Эй, ты! — обратился он ко мне. — Ты слышал когда-нибудь о виктимологии.

— Нет, никогда не слышал, — ответил я. — А что это такое?

— Ну и невежда! — удивился Шпацкий. — Впервые такого вижу. Это наука, болван, наука!