Михаил Енотов - Обыкновенный русский роман

Я был удивлен, когда выяснилось, что большинство кромешников тоже чает активных действий. Однако насчет конкретных форм мнения расходились.

— Ну и что? Будем министров взрывать, как эсеры? — подтрунивал Игорь.

— Можно преступников по ночам кошмарить, как герои Marvel, — на шутки Мартына уже никто не реагировал.

— По сути, мы уже творим самосуд, когда ловим «дичь» для посвящений. Почему не делать это помимо посвящений? — высказался Сева. — Скажем, раз в месяц брать какую-нибудь мразь, только статусом повыше…

— И? Линчевать? — перебил Игорь. Сева бы с радостью линчевал, но знал, что другие возразят, поэтому промолчал.

— Можно так же устраивать русскую рулетку, — предложил я. — Если «дичи» не повезет, одним негодяем на земле становится меньше. Ну а если повезет, настойчиво просим прекратить свою вредительскую деятельность и обещаем, что в следующий раз патронов будет шесть.

Эта простая идея понравилась всем — даже Игорь сразу ее принял и, более того, выглядел довольным.

Когда мы вернулись в предбанник, там стояла женщина-администратор с пультом от телевизора в руке.

— Я подумала, у вас диск заел, — нажав на кнопку паузы, сказала она.

— Просто песня хорошая, — ответил Сева.

Стоял сентябрь, в темно-синей толще неба плыли огромные пушистые киты. Я шел домой, и голова была удивительно ясной, как, впрочем, и всегда после тренировок. Наверное, в этом и состоит смысл физических нагрузок — изнурение тела очищает ум. Все индоевропейские общества имели трехфункциональную структуру, при этом жрецы вовсе игнорировали телесность, полностью обращая усилия воли в мир идей, воины относились к телесности крайне агрессивно, постоянно утверждая ее бренность через убийство себя и врагов, а крестьяне боролись с ней не так радикально, но все же последовательно и активно — ежедневным тяжелым трудом подчиняя плоть, — то есть каждый на своем уровне деятельно провозглашал примат духа над материей. А сегодня — на закате человечества, в эпоху великой пародии, когда жрецов, воинов и крестьян заменили торгаши разных мастей, духовность табуирована, а материя «священна», — восставать на тело разрешается только в игровой форме, такой как, например, спорт. Что ж, пока нам оставлена хотя бы эта возможность, надо пользоваться ей, но ни в коем случае не смиряться, а постоянно готовиться перевернуть перевернутый мир. Иногда я даже думаю, что извечные русские нищета и разруха суть бессознательные проявления неприязни к материи — в этом наш крест — ведь и Христос, будучи Царем мира, родился в корыте для скотского корма.

Я поднимался по мосту через железную дорогу, с трудом передвигая ноги — на тренировке новенький парень от натуги ругнулся матом, за что вся группа была наказана тремя сотнями «бурпи», — и тут у меня зазвонил телефон.

— Алло, — я сразу узнал в трубке голос Жени. — Спорю, что ты не узнал.

— Привет, Жень.

Я не видел ее с той встречи в кино, то есть с первой нашей встречи, и надеялся, что больше не увижу, но вот она вдруг объявилась сама.

— Как ты?

— В порядке, — ответил я, добавив мысленно: — Был, пока ты не позвонила.

— Слушай, Денис, одна моя подруга ведет клуб этих… ваших… ну как их? …кинофилов.

— Кинофилы? Это те, что собак насилуют?

— Нет, — засмеялась Женя. — Что, неужели их так называют?

— Ну, есть кинологи — наверное, есть и кинофилы.

— Все-таки ты очень смешной.

Я еще в школе заметил, что девушкам нравятся парни с чувством юмора, потому что сами они редко умеют шутить, но при этом очень любят смеяться. Я долго думал, почему так, и пришел к выводу, что смех — вообще женская стихия. Смех сглаживает острые углы реальности, скрещивает противоположности и в конечном счете отвлекает от фундаментальной трагедии пребывания человека на земле — все, что так свойственно женщинам. Но почему же тогда они не могут шутить? А женщины вообще многого желают, но не могут без мужчины, в то время как мужчины многое могут, но не желают без женщины (поэтому, оставшись в одиночестве, и те, и другие страдают от глубинной нереализованности). Катастрофа начинается, когда мужчины перестают хотеть даже при наличии женщины, ведь тогда женщины учатся мочь. Слава Богу, чувство юмора не так легко приобретается, как водительская лицензия или избирательное право.

— В общем, я не про любителей собак, — пояснила Женя, — а про тех, кто кино любит.

— А, это киноманы, или синемафилы, — сказал я, а сам подумал, что для любителей современного кино, в самом деле, больше подходит термин, изобретенный Женей.

— Да-да, кто-то из них. В общем, они там смотрят фильмы и устраивают встречи со всякими людьми из этой тусовки. Сегодня у них гость внезапно сорвался — подруга срочно ищет замену. Я подумала, может, сходишь к ним — расскажешь что-нибудь. Они будут рады. Подарок какой-нибудь дадут.

— Сегодня? Нет, никак. Я иду с тренировки, жутко уставший. Да и вообще, к лекции надо бы подготовиться.

— А мне в прошлый раз показалось, что ты разговариваешь лекциями.

— Я ослышался или ты только что назвала меня занудой?

— Нет, но придется назвать, если откажешься.

— Плевать. Зануднее твоего мужа я все равно не стану.

— Эй, полегче, — усмехнулась Женя, одновременно и заступившись за мужа, и как бы согласившись с тем, что он зануда. — Ну, не хочешь, и ладно. Только тебе придется выдумать отговорку поинтересней.

— Почему это?

— Потому что я уже сказала подруге, что ты согласен, и сейчас она тебе позвонит.

— О нет, — я искренне вздохнул. — Ты просто виртуоз дипломатии. Прямо дон Карлеоне.

— Это означает согласие?

Да, это означало согласие, и я пожалел о нем тысячу раз уже всего через секунду — когда услышал:

— …Ну вот и отлично. Тогда до встречи.

«Клуб кинофилов» предсказуемо базировался в одном из лофтовых зданий «Artplay» недалеко от метро «Курская». Сначала ты проходишь по привокзальной площади, где «Битва поста и масленицы» Брейгеля после победы последней переходит в «Музыкальный ад» Босха, закручивая тебя вместе с бомжами, калеками, попрошайками, дворнягами, барыгами, дембелями, гопниками, полицейскими, таксистами, туристами, гастарбайтерами и городскими сумасшедшими в тошнотворную шаурму, затем идешь вдоль трамвайных путей с церковью где-то вдалеке и наконец попадаешь на территорию бывшего завода, превращенного в улей креативного класса, большой каменный «Фэйсбук», где за стеклами, похожими на витрины, в просторных офисах с мебелью из «Икеи» перед серебристыми «Макинтошами» сидят с бумажными стаканчиками капучино дизайнеры, копирайтеры, пиарщики, эсэмэмщики, айтишники, эйчары, супервайзеры, ассесоры, веб-мастеры, бренд-менеджеры, арт-консультанты, бьюти-редакторы и прочие бездельники — такие свободные и продвинутые, но при этом такие до смешного одинаковые и до ужаса скучные. Чтобы увидеть современную Россию, не надо совершать путешествие из Петербурга в Москву — вполне достаточно этого десятиминутного пешего маршрута.