В Хижняк - Конец черного лета

Паук подхватил Хорька под мышки и закружил его над тротуаром.

— Качать его, ребята, какую идею, подлец, подал… Да мы в том доме такой притончик сообразим, что не только милиция, но и сам господь бог ни о чем не догадается. Итак, встречаемся завтра в парке. А сейчас пойду воспитывать предков.

Уже совсем стемнело, когда Гуров подошел к дому и как всегда услышал музыку, доносившуюся из окон его квартиры. На фоне полупрозрачной гардины мелькали, изламываясь, тени танцующих. «Обычная картина, — подумал Гуров, предок в институте, а у матери — гости». На душе сразу стало неуютно, домой уже не хотелось.

— Чем опечален, добрый молодец? — раздался голос за его спиной. Паук вздрогнул от неожиданности и отскочил в сторону. Из темноты ему улыбался Олег Николаевич. — А, это вы, — облегченно вздохнул Гуров. Чуть поодаль от шефа он увидел еще одну фигуру. — «Вероятно, Зуб».

— Где здесь посидеть можно? Разговор небольшой есть.

— Можно в беседку пройти или в конец двора — там скамейка доминошников.

— Пойдем к доминошникам. В темноте-то они козла небось не забивают… Ну так, Андрей, не надоело твоим ребятам безделье?

— Да у нас каникулы. Скоро в школу, в последний класс. Гори он синим пламенем…

Порой кажется, что во всей нашей системе образования и воспитания произошел какой-то гигантский оползень. Мы много говорили о накоплении знаний в области химии, физики, астрономии, о том, что нужно быть полезным обществу, и все это делали весьма примитивно. Строили гигантские планы, программировали нереальные сроки, вечно кого-то догоняли и катастрофически отстали во всем, а главное — потеряли не одно поколение молодых людей, воспитывающихся в бездуховности.

Стало лавинообразно расти недовольство учащихся. Они начали ставить двойку собственной школе: отношением к ней как к постылой принудиловке, да еще густо замешанной на показухе. Учеба — не в радость — это похуже принудительного труда для взрослых. Это — банкротство официальной, казенной педагогики, которая начинает давать наряду с другими антиобщественными явлениями негативный социальный эффект, минус — эффект для общества.

— Э, нет, так нельзя. — Олег Николаевич щелкнул зажигалкой, и огонь на секунду выхватил из тьмы тяжелый взгляд его черных глаз, светившихся сейчас иронической усмешкой. — Школа тебя образовала, воспитала, а ты так о ней небрежно говоришь.

— Нельзя ли без нравоучений? — буркнул Паук, который сегодня был совсем не расположен к шутливым беседам и всплескам иронии. — Надеюсь, вы не за этим сюда пришли. Говорите о деле.

— Завтра ты, Боксер и Зуб пойдете на дело. Из одного колхоза повезут быков на мясокомбинат. Левое мясо. Шофер об этом знает. У него на руках будет липовая накладная. Зуб наденет милицейскую форму, а вы — повязки общественных контролеров ГАИ. Останавливайте машину и дело сделано. Шофер не выдержит — в штаны наложит. Понял?

— Понял. — Паук поразился, насколько просто и как точно разработана операция.

— Ежели понял, то завтра в четыре утра встречайтесь недалеко от моста, возле разбитого сарая. Видел? О деле должны знать только ты и Боксер. А теперь иди.

Рано утром все трое уже были на проселочной дороге, которая вела к автостраде. Они заняли позицию перед неказистым мостиком, справедливо полагая, что в том месте даже спешащий шофер сбросит скорость. Зуб притаился в кустарнике, а Паук с Боксером вяло перебрасывались в карты, не спуская бдительных глаз с дороги.

— Кажется, едет, — чуть слышно произнес Боксер, словно боялся, что даже в этом глухом месте его кто-то сможет подслушать.

— Если кажется — перекрестись, — так же тихо сказал Паук. Его слегка подташнивало. «Неужели это страх?» Он вскочил на ноги. Собрал колоду.

— Да, пилит какая-то зараза… Давай, Боксер, на дерево.

— Не нужно, — отозвался из кустарника Зуб, и оба они вздрогнули, так как из-за волнения, которое каждый пытался скрыть перед другим, Даже забыли о своем «шефе на час». А он уверенно Добавил:

— Наш пассажир.

Зуб быстрым движением поправил ремень на Милицейском кителе и фуражку, надвинул ее ниже, чем это было дозволено предписанием, на глаза и не торопясь вышел на дорогу, постукивая по сапогам жезлом ГАИ.

— Цепляйте повязки да поживее. Я буду проверять документы. Ты, Боксер, идешь к кузову, Паук подходит с другой стороны кабины. Если водитель будет убегать — не задерживать.

Через несколько минут возле них притормозила «Колхида», которая была оборудована для перевозки скота. Зуб и Паук сразу же заметили, как побледнело лицо шофера.

— Что везете? Куда? — монотонно задавал вопросы Зуб, просматривая проездные документы. — Так и есть, — он сокрушенно покачал головой, — накладная липовая. — И двинулся к кузову.

Этого было достаточно, чтобы шофер выскочил из кабины и бросился в молодой осинник.

— Стой! — не очень убежденно крикнул Зуб.

— Стой, стрелять буду! — а это звучало уже почти с насмешкой.

Но куда там! Лишь треск хвороста да затихающее топанье ответили ему из осинника.

— А теперь быстро, дети мои.

Зуб сбросил форму, переоделся в гражданский костюм и отдал узел Пауку. — Доберетесь до города сами, — крикнул он, сидя уже в кабине.

Мотор завелся сразу, и «Колхида», медленно раскачиваясь, перевалила через мостик и попылила в сторону автострады.

На следующий день Олег Николаевич встретился с ними в парке. Компаньоны уже были в сборе и слегка навеселе.

— Молодым строителям новой жизни пламенный привет, — остановившись перед ними, поднял он руку в знак приветствия.

— Рады стараться. — Боксер даже слегка поклонился.

— Старайтесь, ребятки, но только одно твердо уясните на заре новой жизни: измена не прощается.

— Угу, — понимающе издал Цыпа.

— Я уже предупредил их, за измену буду гасить, — сказал Паук.

— Вот и ладно. Ты, Паук, побудешь еще, а остальные могут без шума погулять. — Олег Николаевич улыбался, но провожал компанию полным безразличия взглядом. Потом он вынул из кармана пакет и передал его Пауку.

Наступило молчание. Затем Паук спросил:

— А где же бычки?

Олег Николаевич смотрел на него спокойно и равнодушно.

— Бычки твои приказали долго жить.

Скрывая удивление, Паук с подчеркнутым пренебрежением подкинул пачку вверх, на лету поймал ее и засунул за пояс. — Когда следующее дело?

— Пока сделаем паузу.

Олег Николаевич поднялся, кивнул Пауку, пошел по аллее прочь.

…Малина Гурова была в двух небольших комнатах, на втором этаже дома, напрасно ждавшего в ближайшее время своей реконструкции. Окна их выходили в заброшенный сад, что весьма усиливало конспиративность квартиры. А в один из дней мальчишки, понукаемые Пауком, вынуждены-таки были поработать, приводя ее в порядок. Они долго скребли, мыли, красили полы, затем расставляли мебель, которую удалось раздобыть в других квартирах — в основном старую, оставленную прежними жильцами этого дома. В заключение непомерных трудовых усилий окна были задрапированы изнутри материей. Только после этого включили свет (правда, пришлось тянуть провода из соседнего дома). Виды на квартиру были серьезные, а поэтому Паук предложил привезти два мощных электрокамина, что Боксер с Цыпой и сделали.