В Хижняк - Конец черного лета

И они вновь расселись на скамейках.

— Ну, давай крутить по кругу, братва. — Глаза Паука горели злыми огоньками. Чувствовалось, что он еще не выговорился.

— Может, сыграть что-нибудь? — робко спросил Боксер.

— Сыграй. Только что-нибудь… Понимаешь?

Боксер какое-то мгновение смотрел на гитару, словно ожидая ее подсказки, уж очень ему хотелось угодить Пауку, затем сам себе кивнул головой.

— Ты меня не любишь, не жалеешь, — приятным высоким голосом начал он, глядя куда-то в сторону. — Разве я немного некрасив?

Не смотря в лицо, от страсти млеешь,

Мне на плечи руки опустив.

— Гляди, братва, — вдруг перебил певца обычно молчавший Цыпа. — Двое сюда катят. И один из них — справа который — мне не нравится.

— Почему это? — коротко бросил Паук.

— Видно, бьет сильно…

— Вот ты его и возьмешь на себя, Цыпа. И без лишнего шума. А ты играй, Боксер, играй. Делай вид, что они нам без разницы.

— Ошибаешься, земляк. Заметили, — остановившись перед ними, сказал тот, что справа — плотный мужчина, средних лет, с колючими черными глазами.

— А тебе чего надо? — Боксер встал в стойку.

— Гуляй, дядя, пока я тебе дыню не отбил, — подключился и Цыпа.

— Вот и покажи, как это делается.

— Я, паря, обычно бью по голове, а кожа лопается на заду. Вот так.

Мощный удар ребром ладони бросил Цыпу на землю. И как потом он довольно словоохотливо рассказывал, ему показалось, что именно так умирают люди. Он уже не видел, как рядом с ним упал Боксер, которого сбил ударом ноги в колено второй незнакомец.

— Может, хватит на первый раз, — вдруг яростно взревел Паук и выдернул из-за пояса стилет.

— А это делается вот так, — медленно и с какой-то странной интонацией проговорил черноглазый. Гуров услышал, как что-то хрустнуло у него в предплечье, и почувствовал сильную боль. Стилет выпал из руки, а он потерял сознание.

— Кажется, он все-таки возвращается на землю, — откуда-то издалека до него донесся голос и смех. Гуров открыл глаза и попытался встать, оперевшись на землю, но правая рука не подчинялась.

— Ты ее пока не волнуй, левой работай. Помоги ему, Зуб. Да и остальных пора приводить в чувство.

Через несколько минут Паук, Боксер, Цыпа и чудом уцелевший и не пострадавший в этой потасовке Хорек сидели на одной скамейке, а на противоположной — два незнакомца.

— Пора, землячки, и знакомиться, — проговорил наконец черноглазый. — Меня величают Олегом Николаевичем, а моего спутника почему-то зовут Зуб. Ну, а вас как прикажете называть? Начнем слева направо. Итак, я весь внимание.

— Паук… Боксер… Цыпа… Хорек. Что же, прекрасно. Вполне интеллигентные имена. Кто же из вас верхом ходит? Наверно, ты? — Олег Николаевич указал на Паука.

— Я… А нельзя ли покороче? — последние слова Гуров произнес с плохо скрытым раздражением.

— Короче никак нельзя. Если бы мы вас в милицию поволокли, можно было бы и покороче. А нам самим во всем разобраться надо. Правильно я говорю, Цыпа?

— Угу… — Повернув голову в сторону Паука, Цыпа почесал мочку уха.

— Прошу извинить за несколько грубоватое вторжение в вашу жизнь. Но иначе поступить не мог. Уже несколько дней за вами наблюдаю. Вижу — обнаглели ребятушки, пора преподать урок, чтобы милиция не замела. А теперь — вы понимаете, что сила не беспредельна, ей ведь еще и мозг нужен. Ну, все по домам. А ты, Паук, задержись. Поговорить надо.

— Салют, компаньерос, — приветливо помахал рукой Боксер, перекидывая гитару на ремне через плечо.

— Чао, — мрачно буркнул Цыпа, обнимая за плечи Хорька. Они удалились в глубину аллеи.

— Пароходы быстрые. Пароходы быстрые,

Вы куда отходите от пристани?

Пароходы быстрые, пароходы быстрые,

Что, скажите, вы со мною сделали? — доносился издалека голос Боксера.

— Хорошие ребята, — заметил Олег Николаевич. Зуб отошел в сторону и с заинтересованным видом разглядывал плакучую иву, опустившую свои причудливые ветви в воды паркового пруда.

Паук молчал. Впервые он напоролся на подобное — жестокое и сильное сопротивление и теперь уже вовсе не знал, как себя вести. Растерялся Паук. К тому же он чувствовал, что Олег Николаевич не простой человек, ему дерзить нельзя, но и подчиняться Гуров не хотел.

— Пора за серьезные дела браться, Паук, — как бы подтверждая невеселые его мысли, произнес тот убежденно. — Ты уже из пионерских штанишек выскочил. Глумленье над публикой денег не приносит, да и продолжаться долго не может — милиция не дремлет.

Олег Николаевич заметил, что Паук начал отходить. Слушал он внимательно, с лица сошла надменная усмешка.

— Потихонечку можно. А что делать надо?

— Вначале ничего существенного. Нужно на мелочовке проверить нервы твоих компаньонов.

— Ну, а все же?

— Не торопись, Паук. Гонор и поспешность — враги делового человека. Уяснил? Сначала поговори с ребятами. Определенный риск, конечно, есть. Но и выгода немалая. А работать будем всего два дня, точнее две ночи. Итак, жду тебя завтра в кафе «Лето». Подойдешь к мэтру и спросишь, как найти Галину Ивановну. Понял? Галину Ивановну.

— Все понял. — Паук встал и болезненно поморщился. Плечо ныло, правой руки он почти не чувствовал. Его взгляд задержался на Олеге Николаевиче. Тот криво усмехнулся…

В одну из ночей компания пошла «на дело». Гуров должен был вести ребят к старому кладбищу, с его тыловой стороны. Им повезло: ночь была безлунная, моросил мелкий дождь. В назначенное время группа расположилась у входа в большой деревянный сарай. Здесь хранились мраморные плиты со старых памятников, по которым прошел установленный срок. Кладбище через каждые несколько десятков лет обновлялось, но мраморные плиты прошлого века отлично сохранились и стоили довольно дорого. Их-то и должна была погрузить и вывезти группа Паука.

Около двух часов ночи к складу подъехала огромная грузовая машина, кузов которой был покрыт брезентом. Из кабины выскочил Зуб.

— Все на месте? — коротко бросил он.

— Все… — еще короче ответил Паук.

— Выносить будем не через дверь, а через Щель в стене. Сторож спит. Но все равно — работать тихо и быстро.

За ночь машина сделала две ходки. Принимал груз неизвестный компании Паука высокий человек в черных очках и в берете, закрывавшем его лоб. Он жестом показал Гурову, где складывать плиты, и отошел в сторону. Уже к утру все четверо были дома, а вечером Олег Николаевич передал Пауку завернутые в газету деньги. — Это аванс. Сегодняшней ночью завершаем операцию «Крест» и вы свободны. А когда понадобитесь, подам маяк…

Олег Николаевич дружески похлопал Паука по плечу и, слегка подталкивая его к выходу из потаенной комнатки все того же «Лета», тихо, но, твердо и со значением сказал: