Евгений Мороков - Отчаянный марафон

— Ты настоящий урод, Макс. И, по-моему, я это уже тебе говорила, — она засмеялась, а мы нет.

— Запиши мне это на диктофон. Хочу просыпаться под эти слова ежедневно. — Я представил ее Диме, и мы тронулись с места.

Аня рассказывала университетские истории. Ее голос был грубоват, она пыталась смягчить его порывами смеха, это не помогало. Каждый раз, когда слова подталкивались клубком смеха, казалось, будто бы она пытается откашляться. Нам довелось познакомиться с ней в школьные годы. Это были славные деньки, что не перемена, то новая шутка в адрес друг друга. Я ненавидел ее искренне, как и она меня. И это было чертовски весело.

Мы выехали на шоссе и встряли в пробку. За окном играл вечер, звезды уже пробили ватное небо и повесили алмазный флаг. Тысячи ночных огней никогда не смогут заменить солнца. Эти огни были повсюду: от окон домов, фар автомобилей, фонарных столбов, билбордов. Они лишь жалкие куски чего-то прекрасного, стоящего.

— Так куда мы едем, чудик, — Аня коснулась моего плеча, слишком мягкое прикосновение для такого голоса.

— К одной нашей знакомой, она работает с нами. Слышала что-нибудь о работе? Ну, там, люди встают утром рано и разлагаются по восемь, а то и больше часов. — Удар по плечу. Я приоткрыл окно, почувствовал легкое щекотание между пальцев, повертел кистью, чувствовал, как ее обволакивает влажный воздух. — Тебе не все равно?

— Эй, ты чего такой козел? — теперь она ущипнула меня за шею. Голос выдавал нотку гнева, возможно, она успела отыграть эту роль лицом, только я сидел на переднем сиденье. — Конечно же, нет. Я светская дама и не пьянствую во всяких загородных домах у незнакомых парней.

— Да не волнуйся, все нормально. Мы же едем к девушке.

Пробка прорвалась, музыка заиграла громче, педаль газа поддалась под давлением правой ноги, и мы рванули вперед. После мимолетного дождя, развернувшего полностью звездный ковер, дорога блестела, как лакированные туфли поп-короля. Машина держала себя уверенно, не о чем было беспокоиться. Сто двадцать, сто тридцать, беговые лошади отставали одна за другой.

Я вспомнил, как возвращался домой на такси со своей сестрой и племянницей. Сестра держала малышку на руках и показывала ей уходящие вперед машины. «Смотри, белая, а вон красная, снова белая», — слова превращались в игру. Племянница всегда радостно вскрикивала и тыкала крохотными, еще кривыми пальчиками в окно. Я обернулся посмотреть на них, они выглядели счастливыми. Смех осыпался снежной лавиной прямо в грудь, он что-то дергал во мне, что-то родное и забытое. Даже закрыв глаза, видел это счастливое лицо, эти крохотные ямки на щеках двухгодовалого ребенка. Настоящий смех, радость, счастье, взятое из ниоткуда. Во сколько лет мы теряем это все? Я не знаю.

— Макс, Макс, — правая рука заехала мне по ребрам. — Смотри, какая ЛЯЛЯ! — он поравнялся с черным джипом, за рулем сидела ухоженная блондинка, лет двадцати-двадцати двух, трех. — Хороша ведь. Сейчас мы ее натянем. — Заработала правая нога. Дима повернул лицо ко мне, чтобы ему отдали дань уважения. Я улыбнулся, но ничего не почувствовал.

Я взял два пакета с алкоголем, Дима достал закуску и другое барахло. Аня держалась уверенно на незнакомой местности. Мы зашли в темный дворик, слева шумели деревья, остатки снега отдыхали у их ног, справа железные качели, они спокойно двигались из стороны в сторону, поддаваясь ленивому ветру.

У крыльца валялся старый футбольный мяч, я коснулся его ногой и почувствовал, как он меняет физическую форму из-за недостатка кислорода. Двор выглядел хорошо, немного тоскливо, но все-таки хорошо. Летом здесь приятно проводить время, спрятавшись за покрывалом из веток деревьев, попивая какой-нибудь легкий напиток и покорно копаясь в себе или в земле. Вечером развести костер, закинуть туда сырых дров и слушать, как лопается древесина, подобно треску старого радиоприемника, хрясь, хрясь, давление знает свое дело. Вот только до лета еще далеко.

— Господи! — воскликнула Ира. — Вы такие долгие. — Она двинулась к нам навстречу, остановилась в трех шагах и откровенно пялилась на нас. За ней подошли и другие ребята: Никита с Полиной, Илья и Диана. На скорую руку все перезнакомились, отправили часть алкоголя в морозилку, часть на стол. Я открыл банку пива, сделал глоток и поставил ее на деревянный круглый стол.

Изнутри дом смотрелся недурно. Деревянный пол, стены, мебель, лестница на второй этаж и ковры. Ира протянула стакан, я отказался. Взял банку пива и поковылял в одну из двух комнат, находившихся на первом этаже. Телевизор висел на стене, напротив — большая кровать с целым набором подушек. Однотонный красный плед скрывал мягкий матрас. Захотелось прилечь. Но грязь внутри меня и снаружи не позволяла мне этого сделать. Такие кровати предназначены не для таких, как я.

Прошел час, ничего не двигалось. Илья отчаянно пытался спасти мероприятие, объединить королевства. Его короткие худые руки, как два «кукурузника» АН-2 парили над землей, помогая ему в самобытном театральном представлении. Он стоял посреди гостиной, в зауженных синих джинсах, сером свитере и черных носках. Его голубые глаза, как два школьных глобуса, притягивали к себе. Короткие курчавые волосы, казалось, хотели убежать с головы, а на правом краю губ пенилась крохотная слюна. Так бывает, если употребляешь некоторые вещества.

Я налил себе виски с колой, остальные отказались, они еще не успели прикончить предыдущий стакан. Аня сидела за столом, делая вид заинтересованного персонажа, Полина с Никитой раскинулись на диване, устремив взгляды на Илью, а я следил за движением губ Иры и Дианы. Они стояли у входа, обмениваясь информацией, их лица выражали презрение и негодование. У Иры на коже, слепленной из воска, появлялись красные пятна. Злость выходила наружу. Диана слушала ее изречения, кивая маленькой овальной головой, похожей на недоспелую дыню. Две брюнетки с цветом кожи двухдневного покойника, только кожа Ирины заселена крохотными веснушками, а Диана была Арктикой, где никто не обитает. Я видел их в профиль, они привлекали миниатюрными фигурами, длинными волосами и тонкими розовыми губами, хотя у Иры оставалось преимущество в виде подтянутой груди третьего размера, что нельзя было сказать про Диану. Я повернулся к Ане, сидевшей с правого фланга.

— Ты как? Всё нормально? Выбрал себе уже девочку? — она сделала глоток из пластмассового стакана. Натянула кошачью улыбку, за которой скрывалась истинная тигрица. Я заметил крошечную дырочку над верхней губой, с левой стороны, вспомнил — раньше там красовалась сережка.

— Всё отлично. Не переживай, я сегодня кушала, — ее рука коснулась моей кисти, холод и неловкость атаковали меня.