Иван Алексеев - Херувим четырёхликий

Потом разведанные мужем грибные места повытоптали, а автобусы стали ходить редко и медленно, были забиты под завязку дачниками, и грибной интерес Фёдора угас, благо у него появилось новое увлечение — моделирование самолётов.

Лет пятнадцать участок был позаброшен и дышал свободой, зарастая чем ни попадя. Они с Петей застали довольно печальное зрелище. Бурьян, кусты и поднимавшийся подлесок были всюду. Зато крепкого Фединого сарая не было — добрые люди разобрали его на доски. Один туалет остался, гордо выглядывая из окруживших его зарослей. Половина участка, не тронутая Фёдором, так и стояла в первозданном убранстве кривых берёз и тугой ольхи.

Петя принялся воодушевлённо рубить кусты, расчищая проход к туалету и рассказывая растерянно стоящей рядом владелице, что всё это ерунда, сделается и образуется, и что в любом случае землю всегда можно выгодно продать. Он говорил, как Фёдор когда-то, и так был в этот момент похож на него, что они оба у Марьи Ильиничны перепутались, голова её закружилась на свежем воздухе, и она чуть не упала в обморок, чего с ней никогда в жизни не случалось, если не считать токсикоза в далёкую первую беременность.

Участок Федин был в новой, прирезанной к старому кооперативу части, через дорогу от плотно составленных, летних по большей части, скромных домиков, которые уходили широким уступом в лес, народившийся вдоль насыпи от старой, без рельсов, узкоколейки. В новой части кооператива участки были вдвое больше, на многих устроились солидные дома — не такие серьёзные, конечно, как пригородные коттеджи, но очень даже представительные сравнительно с домиками советских времён через дорогу. Впрочем, хватало в новой части и брошенных участков, хозяева которых вроде Фёдора не появлялись много лет, создавая кооперативу головную боль. Женщина-председатель, дежурно пожаловалась Марье Ильиничне, что смогла взять с Фёдора членские взносы только за три последних года, а надо бы за пятнадцать лет. А потом расположилась к ней по-женски, призналась, как здесь тихо и хорошо сравнительно с городом, и искренно пожелала обустроиться и обрести возможность просто бывать на земле, спасаясь от житейских невзгод. Марья Ильинична заставила себя выслушать мечтательную пожилую даму со всей серьёзностью, даже не подозревая, как скоро начнёт думать похожим с ней образом. Глупость какая. Куда тут ей приезжать — в заросли, окружившие туалет? Когда ещё всё устроится? Да и устроится ли?

А устроилось на удивление быстро, за пару месяцев.

В чём Петя был не похож на Фёдора — в правильной оценке ничтожности собственных мускульных усилий. Жилы из себя он не рвал, использовал завязки со строительными компаниями.

Сначала два узбека с бензопилой попилили на участке всё под корень. Потом туда приехал бульдозер, за день выкорчевал пни, очистил и выровнял землю. Потом привезли бытовку со стройки, устроили под ней песочную подушку, а плотник соорудил красивое крылечко. Потом заехал трактор с фермы, перепахал землю. И, наконец, специальная машина вкрутила столбики под ограду, к которым прикрепили металлическую сетку.

Два года они с Петей дружно ездили на дачу на его машине. Тепличку поставили. Она сажала овощи и зелень, рассаживала клубнику. Он помогал копать и грабить. Кустов насадил на задах. По бокам — яблонь, слив и вишен, половину которых погрызли зайцы зимой.

А потом не любивший ковырять землю Петя придумал, что пора строить дом, и тут спросил себя, зачем ему всё это надо, если земля принадлежит Марье Ильиничне. Добавилось ещё то, что спать вместе они почти перестали. Марья Ильинична устала от Петиных ласк, охладела, уступала ему, закрыв глаза. На этом фоне глодавший Петю червячок жадности хорошо подкормился, а сам Петя, забыв про дачу, заговорил о размене квартиры, зачастил к своим ребятам и к жене, которая наверняка стала его до себя допускать.

Страдать о том, что Петя её почти бросил, или переживать по поводу разменянной своей квартиры Марье Ильиничне не хотелось. И Петю, каким бы он перед ней не проявился, жалела. Много он на неё времени потратил и сил. Сойдутся с женой обратно — их воля, а как не сойдутся? Тоже ведь неправильно мужику под шестьдесят крыши своей над головой не иметь.

Всякие эти успокаивающие размышления приходили ей в голову на даче, представляя житейские невзгоды обыкновенным делом, на котором жизнь не заканчивается. Прямо по мечтательной председательше выходило и как по писанному.

Единственная жалость была остаться без водителя. Самой надо было почти полчаса идти от дачи до шоссе, до конечной остановки редко ходившего автобуса, широкой просёлочной дорогой с глубокими сухими канавами по обе стороны.

Петя ещё прошлый год её возил иногда и забирал, а в этот уже не возит. Зять, правда, частенько выручает, если не работает. Зять на дачный просёлок ругается, зовёт дорогу стиральной доской, но это для машин она не ровная, идти по ней удобно, только далеко кажется, особенно с грузом.

Слева от дороги — тянущийся до самых дач берёзовый подлесок вдоль сухих насыпей и канав, по которым когда-то бегали грибники. Справа — болото с озёрами. Дачники и залётные горожане ходят на озёра рыбачить, а на болото — за ягодой. Оно спряталось за десятком присаженных временем рядков — торфяных полосок земли, узких, заросших колючим кустарником и отдельными сосенками, одинокими или по две с каждого края рядка, и кривыми берёзками. Рядки сосенок перемежаются канавами, затянутыми болотистым травяным ковром с открытой местами тёмной водой.

Покойник Фёдор ходил на это болото за клюквой. Однажды взял её с собой.

Он лез к болоту напрямки, через заросли и канавы, обходя самые глубокие места соединительными островками и переходами — то налево петлял метров на сто, то направо. Островки, переходы, полоски твёрдой земли, канавы — все они были похожи, Федя их не запоминал, просто пересекал в выбранном направлении, так что петлял каждый раз по-новому, как получится.

Марья Ильинична два раза провалилась в болото, пытаясь повторить козлиные манёвры мужа. Один раз она наступила на прикрытый гладкой корой трухлявый поваленный берёзовый ствол, не заметив, что Фёдор его перешагнул. Во второй, боязливо перебираясь по качающемуся мху к очередному бережку, поспешила выбраться и слишком широко шагнула. Задняя нога дотянулась до земли одним носком, соскользнула с уступа и провалилась, не достав дна. Пришлось выдергивать мокрую ногу из сапога и доставать его, полный холодной воды, отдельно.

На узких полосках твёрдой земли, которыми петляли они с мужем, попадалось много брусничных кустиков с тёмными глянцевыми листочками. Местами они были усыпаны мелкой суховатой ягодой, недобиравшей соков на слабой земле. Такую не насобираешь, но, пока ноги были сухими, Марья Ильинична ухватывала мимоходом горсть, наслаждаясь горьковатой сладостью. Иногда им попадались высокие кустики голубики с крупными дымчато-синими ягодами, в которых было много влаги. Их Марья Ильинична тоже отправляла в рот, пока не промочила ноги. И кислой клюквой-белобочкой напробовалась. Ягоды на качающемся мху канав казалось ей много, хоть садись и собирай, не слушая мужа, лезшего напролом к неведомым клюквенным полянам.