Иван Алексеев - Светлые истории

Растерянность в мужских глазах была мимолетной, но Ира ее ему запомнила, и ей от этого с ним стало проще. Она больше не хотела морочить ему голову. Она даже решила одеть купальник, раз они едут купаться. Пусть Дима увидит ее фигуру. Его фантазии тогда пройдут сами собой.

Проехав десять километров по магистрали, они свернули на лесное шоссе с плавными поворотами. После шумной и страшной трассы сразу стало спокойно. Ира смотрела на ленту асфальта перед собой, на темные еловые леса и березовые заросли по обочинам, слушала ровный шум двигателя, шуршание шин и наслаждалась тем, что ее везут.

Через несколько километров шоссе вывело на поле и к богатой деревне с коттеджами вдоль узкой извилистой реки. Проехав мост, они поднялись на сосновый пригорок и свернули с асфальта на грунтовую аллею, пересекающую поля. Машина двигалась ровно и неспешно, позволяя рассмотреть красивые кусты и деревья вдоль дороги.

Дима сказал, что проселок идет вдоль речки, которую они только что переехали, и которая является излюбленном местом пикников горожан на колесах. Тому, что Ира тут не бывала, он искренно удивился.

— Мы не ездим на машине отдыхать, как вы, — захотелось ей объясниться. — У нас машина для дела.

Между тем дорога зашла в перелесок, пересекла ручей и поднялась по косогору на широкое поле, сзади за которым открылась расположенная у запруженного ручья деревня в одну улицу, только несколько домов в которой кричаще кичились размерами и этажами. А впереди, за березовым подлеском, звал к себе светлый сосновый лес с покачивающимися на ветру красно-желтыми стволами деревьев.

В лесу дорога пошла длинными волнами. Слегка укачивало. Закрыв глаза, можно было представить себя на море.

Дима рассказывал, куда ведут отвороты налево и направо. Ира слушала про пионерские лагеря, проданные частникам, про сколоченные из досок городки играющих в историю реконструкторов, про забор с одиноким коттеджем на берегу реки, про грибы и ягоды, которые Дима собирал здесь с женой, — ничего не запоминая. Она смотрела вокруг и не хотела ни запоминать, ни думать, а просто ехать и ехать по этому лесу и этим волнам, несущим безмятежный покой и радость жизни.

Дима как будто уловил ее настроение и спросил:

— Правда ведь, лес лечит?

Они проехали отворот на родник и отворот к речным лугам, на которых растет лесная клубника, отворот к деревне и отворот на древнее лесное кладбище, выехали на гравийную дорогу, на асфальт, переехали речку по мосту и опять съехали на проселок. Теперь с одной стороны был лес, а с другой, внизу, речка.

Голова Ирины от поворотов закружилась, и она спросила, куда они едут. Оказалось, они возвращаются другим берегом реки.

Обратный путь был более прямой и короткий, и менее живописный. Все отвороты вели к реке. Около нее стояли машины, кое-где вился дымок из мангала, но были и свободные стоянки, на которые можно было свернуть.

Они не сворачивали. Дима сказал, что речка, вдоль которой они ехали, красива лесами и лугами, а купаться в ней летом негде, — воды по колено.

Скоро они выехали на асфальт, подъехали к уже знакомой богатой деревне с пафосными коттеджами и шоссе, ненадолго выехали на него, и, проехав деревню, свернули на проселок в направлении к недалекой сосновой роще.

За рощей оказался песчаный карьер — круглое озеро размером не больше двухсот метров, с двумя заводями, заросшими камышом, и высоким обрывистым берегом со стороны рощи, с узкими пляжами под обрывами. На высоком берегу между соснами теснились машины и вились дымки, доносящие запах сгоревшего мяса до противоположного заросшего кустами низкого берега, куда они с Димой подъехали. За кустами был большой песочный пляж, занятый людьми наполовину. Оставив машину за кустами, они вышли на пляж и расположились у воды. Песок здесь был глубокий, проехать до воды было проблематично, хотя некоторые любители пытались: две колеи от колес упирались в развороченные до глины горы песка.

Дима разделся по-военному быстро и что-то ей сказал, — наверное, позвал плавать. Все-таки одежда скрывала его живот. Животик у него был, как у Антона, и как положено пятидесятилетнему мужику. Но ноги и живот пока не дряблые. Со спины он даже очень поджар. И загар у него хороший, можно позавидовать. Неудивительно. Каждый день купается, как на курорте.

От предстоящего ей раздевания и попытки сравнить Диму с собой, в висках женщины стучала кровь, а в ушах шумело, мешая слышать.

Ирина расстелила на песке старое одеяло Андрея, которое взяла с собой, и, отвернувшись от Димы, сняла шорты и футболку, окинув неутешительным взглядом пустоватый лифчик, натянутые бедрами плавки, бледные ноги и начинающий дрябнуть живот. Повернувшись к нему, она специально не стала сразу присаживаться на одеяло. Пусть рассмотрит ее получше.

Озеро было не очень большое и не глубокое, вода — еще теплее волжской. На середине карьера было несколько мелких мест, где, ближе к противоположному высокому берегу, две девчонки бесстыдно целовались, обняв руками и ногами похожих друг на друга здоровых бритых мужиков, а около пляжа шумная компания разгоряченных алкоголем великовозрастных парней с матерком и гоготом дралась за надувной матрас.

За Димой Ирина плыть отказалась, поплавала у берега в сторонке от детей. Несколько раз она с удовольствием окунулась с головой, смыв с себя весь негатив, и вышла на берег наблюдать за заплывом своего кавалера.

Солнце присело на макушки сосен. Высокий берег и его пляжики были в тени. Дима, огибавший озеро по периметру и пропавший в тени, выплыл из нее вместе с утками. Утки и Дима плыли к ней вдоль берега, точно наперегонки. «Как утка!» — невольно улыбнулась Ира. Солнце слепило глаза, следить за пловцами стало неинтересно, и Ира переключилась на соседей. В основном, работающая молодежь из пригорода, оставляющая после себя мусор. Химическое пиво. Сигареты. Показное веселье.

Даже не верилось, что всего десять лет назад, как рассказал Дима, когда деревенские коттеджи с двух сторон еще не подошли к озеру, тут было чисто и романтично малолюдно.

Внимание Ирины привлекли две женщины с маленькой мохнатой собачкой, сидящие на большом покрывале, разложенном у самой воды. Женщина постарше опекала большого больного мальчика с вывернутой правой рукой. Мальчику было лет восемнадцать. Он был болен на голову, смотрел исподлобья, зверьком. Мальчика звали Пашей. Раз в минуту он громко называл себя резким лающим голосом: «Паша видит!», «Паше жарко!», «Паша будет купаться!» Его мама была Ириной ровесницей, с хорошей фигурой, приятным лицом и мягким взглядом. Мама поглаживала сына по плечам, успокаивая.

Несколько раз терпеливо переспросив, пойдет ли он плавать, она достала из сумки маску для плавания с трубкой. Паша оживился и поднял голову, чтобы мама одела ему эти приспособления. Потом она помогла ему подняться и пошла с ним в воду, как с маленьким.