Татьяна Лебедева - Осень нелюбви

— Нет, я не хотела…

— А чего ты хотела?

— Я…я, пожалуйста, отвернись, я не могу одеваться, когда ты так смотришь!

Он положил голову на подушку и стал смотреть в потолок: «Риторический вопрос!». Я сама готова была заплакать.

Хотелось блевать, так, чтоб выворачивало наизнанку. Чтоб выблевать всю себя, всё, что тяготило душу. Я обидела человека в самый неподходящий момент! Я ехала домой на автомате по грязным пустым улицам ночного города. Хмель уже выветрился. Тяжелый туман не пропускал свет моих фар, на десять метров вперед всё терялось в зыбучей пелене. Размытые фонари, всплывающие по бокам, были давяще «жолты», именно «жолты», через «о». Я сильней выжимала газ. Хотелось пить и курить, очень сильно напиться и накуриться до одури, чтоб склониться над унитазом и выворачивать кишки, биться головой о сливной бачок и плакать пьяными слезами. Чтоб стало невыносимо физически плохо: может, тогда душевная тошнота отступит на второй план. Дорога была скользкой, я почувствовала, что меня временами начинает заносить: еще чуть-чуть, — и я не впишусь в следующий поворот. Проклятый туман! Мерзкий! Одна мерзость вокруг меня, и внутри тоже! Поэтому меня так часто тошнит, это моя собственная мерзость накапливается, оседает на стенках, уже подступает к горлу! Срочно надо проблеваться! Но давно закрыты все супермаркеты и ларьки, и я не могу купить сигарет и алкоголя! Я кусаю губы и тихо матерюсь, хотя знаю, что даже если б всё было открыто, я б ничего не купила, а также приехала бы домой, укрылась с головой пледом и умирала от тошноты, тихо выдавливая капли мерзости через глаза со слезами. Хотелось нестись бесконечно в этом тяжелом непроглядном тумане, я так уже привыкла к нему. Но последний скользкий поворот с заездом на бордюр — и вот он, родной проклятый дом. Здесь есть унитаз и плед, но нет сигарет и водки. Я опять матерюсь. Что ж, придется перечитывать «Утраченные иллюзии», чтоб выдавить из себя хоть пару капель той тошнотворной гадости, что внутри меня.

* * *

Три часа ночи. Я открыла дверь своим ключом и тихонько зашла в квартиру, стараясь делать всё как можно тише. Не включая свет, я расстегнула сапоги усталыми негнущимися руками. Затем стала шарить по пуговицам пальто, которые несколько часов назад нежно расстегивал Рома, и я чувствовала дрожь его пальцев. Я тихо повесила пальто на вешалку, но вдруг петелька оборвалась, и пальто с громким шелестом упало на пол, звякнув пуговками. Фак! В комнате заскрипел диван, и я услышала, как, кряхтя и сопя, поднимается мама. Нет! Только не это! Из комнаты послышалось шарканье ног в поисках тапок. Я схватила сумку, я хотела проскочить в свою комнату и спрятаться под одеялом. Я была не в силах разговаривать с ней. Но не успела. Мама включила свет, — и мы встретились в коридоре. Столкнулись нос к носу в узком проходе: она — располневшая, с всклокоченными поседевшими волосами, в старой дешевой ночнушке, и я — с размазанной косметикой, пахнущая дорогими духами, алкоголем и мужчиной. Мама прищурилась от яркого света, начала тереть глаза, и я увидела, что она очень зла.

— Мам, ну зачем ты встала? — спросила я.

Она не ответила на мой вопрос.

— Где ты шаталась полночи?! — вместо ответа гаркнула она осипшим со сна голосом. — Почему телефон не брала? Я звонила тебе несколько раз.

— Мам, я не слышала.

— Что я должна думать, когда середина ночи, а я не могу до тебя дозвониться? — кричала она. — Что мне думать? Что ты попала в аварию и валяешься где-то на обочине? Что тебя изнасиловали? Что ты чья-то подстилка на ночь? Тебе не стыдно?

Стараясь не смотреть ей в лицо и не дышать на нее, я пыталась протиснуться между нею и стеной к себе в комнату. Стыдно — слишком слабое слово, чтобы описать мое самочувствие, мам. Я готова сейчас провалиться прямиком в ад. Ведь там мое место, правда? Пожалуйста, только позволь мне самой бичевать себя. Поверь, я буду немилосердна, возьму самые тяжелые цепи с железными крюками, надену «испанский сапог» и вилку еретика одновременно, я буду сама себе самой страшной инквизицией. Только пропусти меня и не вынуждай отвечать тебе! Не затевай скандал, потому что сегодня я не выдержу! Я итак на грани, мам, я не могу выслушивать твои оскорбления! Но мама преграждает мне дорогу, перекрывает путь к бегству и продолжает выплевывать мне в лицо ругательства.

— Проститутка мне в доме не нужна! Слышишь! Еще раз повторится — собирай свои вещи и уматывай!! Я дочь воспитывала, а не шлюху!

Я все еще пыталась увильнуть, обойти ее с другой стороны, но она схватила меня за руку выше локтя и грубо одернула. И я почувствовала, как из моей тошнотворной глубины поднялась волна ярости. Прикосновения с ее стороны были похожи для меня на удар. Я выдернула свою руку так, что она отшатнулась. Артерия начала пульсировать у меня на виске, заливая кровью глаза. Как же я не хотела этого взрыва! Господи, прости меня!

— Знаешь что, я уйду прямо сейчас, — прошипела я сквозь зубы.

— Куда ты пойдешь? Кому ты нужна? Где тебя кто ждет?

— Это тебе я не нужна. Ты ненавидишь меня с самого рождения! Единственная цель твоей жизни — унижать меня! Что б я ни сделала — тебе все не так! Ты ищешь любой повод, чтобы прицепиться ко мне и облить грязью!

— Я мать твоя — и ты должна мне подчиняться!

— Командовать — вот чего ты хочешь! Властвовать, хотя бы надо мной! Чтобы кто-то боялся тебя, да?

Я уже вышла из себя и неистово кричала что есть мочи. От крика у меня сорвался голос, и застучало в висках. Я не помнила, какие еще обвинения и упреки срывались с моих губ. Мне хотелось ужалить ее посильнее, мне хотелось причинить ей боль.

— За что ты со мной так? За что? — кричала я. — Я никогда не слышала от тебя слова помощи, не чувствовала поддержки! Ты критиковала все: мою внешность, мою прическу, мою одежду, мою работу, даже мое желание водить машину. Тебе никогда ничего не нравилось! Ты ничего мне не разрешала! Я была твоей куклой для битья! Я не виновата, что твоя жизнь не удалась! Прекрати вымещать на мне свою злость! Хватит! С меня довольно! Я больше не могу это терпеть!

Она сквозь зубы громко зашептала, пытаясь заставить меня закрыть рот:

— Ты что подняла крик на весь дом? Всех соседей хочешь разбудить? Чтоб все знали, что ты среди ночи домой приходишь?

Глаза мои взорвались слезами, я готова была рвать на себе волосы. Это все, что она могла ответить мне! Я оттолкнула ее и забежала в свою комнату, вытащила с нижней полки шкафа дорожную сумку и начала сбрасывать в нее свои вещи. Я швыряла их туда, не глядя, без разбора. Руки мои тряслись, как у алкоголика, мысли бешено путались: куда я поеду? К подругам? К Роме? В гостиницу?

— Я ненавижу тебя! НЕ-НА-ВИ-ЖУ!!! Ты мне всю жизнь испортила! — я захлебнулась слезами и криком.