Татьяна Лебедева - Осень нелюбви

Лёня театрально откланялся и отошел к стене. Андрей поставил сумку с ноутбуком у двери, пригладил свои волосы с отблесками седины и вышел на середину комнаты.

— Послушайте, — начал он измученно, но проникновенно, — я прекрасно понимаю, почему вы здесь сейчас собрались. И на вашем месте я бы тоже требовал ответов. Все правильно. Поймите и вы меня. Я молчал, потому что пока никаких официальных заявлений об увольнениях и закрытии нашего филиала не поступало. Поэтому сообщать мне вам, собственно, было нечего. Однако от себя лично скажу, — он сделал паузу, — начинайте искать другую работу. Дела у компании идут плохо, сокращения в других городах уже начались, причем не единичные. Шансов мало. Надеюсь, вы все поймете — и не будете винить в этом меня. Ни с одним из вас я лично не хотел бы прощаться. Вы все очень хорошие люди и работники! Это всё.

Под угрюмое молчание он взял свою сумку с компьютером и зашел в кабинет. Там он сел за стол и обхватил голову руками. И долго сидел так, не шевелясь. Никто не решался подойти к нему и прервать его оцепенение.

* * *

Мы сидели с Лорой в машине в уютном дворике на Дзержинского. Перед нами возвышался дуб, который все никак не хотел сбрасывать свои желто-коричневые листья. Кусты уже стояли голыми и унылыми. Трава под ними пожухла и смешалась с грязью. Мы пили йогурты вместо обеда и обсуждали одежду в торговом центре, из которого только что вышли. Потом мы перешли на общих знакомых: что у кого случилось за последнее время, кто кого видел и о чем разговаривал. Потом на фотографии друзей и друзей друзей в социальных сетях. И мне, с одной стороны, невыносимо хотелось, чтобы Лора поскорей допила свое «Чудо» и уехала работать в свой офис, потому что меня напрягали и раздражали эти бессмысленные разговоры. Я еле сдерживалась, чтобы не сказать ей это. Но с другой стороны, мне очень не хотелось остаться сейчас одной, наедине с собой и своими мыслями. Меня непреодолимо тянуло быть рядом с кем-то.

У Лоры прямые плечи, гордо посаженная голова, четкий классический профиль. Она уверена в себе и во всем, что она говорит и делает.

— Лора, а у вас на работе будут увольнения?

— Я собираюсь уволить своего помощника, — ответила она.

И начала рассказывать мне, как тот не справляется с возложенной на него работой, не знает законодательной базы, подводит ее с документацией и так далее, и так далее. Я слушала и понимающе кивала.

— Лора, а ты не знаешь, как у Инги дела? — снова спросила я. — Надеюсь, они больше не ссорятся с Денисом.

Последнее время Инга не брала трубку, когда я ей звонила. Или брала, говорила, что перезвонит позже, и не перезванивала.

— У нее все хорошо. С Денисом больше не ссорятся.

— Почему-то она не хочет со мною общаться.

Лора повернула ко мне свое лицо, посмотрела на меня внимательно и с усмешкой произнесла:

— Даш, а подумай сама, весело ли с тобой общаться? Ты в депрессии, у тебя постоянно плохое настроение. Ты не человек, а ходячая утопия! И что, Инга сейчас возьмет трубку и будет выслушивать, как тебе плохо, как тебя все достали, про долбанный кризис?

«Ах, как бы мне хотелось быть ходячей утопией, — подумала я, — Не было бы самокопаний, переживаний, обид». Но вслух сказала другое.

— Ты права, все верно. Хреновый из меня собеседник.

Мне вдруг стало еще грустнее от мысли, что от меня начинают сбегать друзья.

— Даш, да общение с тобой скоро и меня в депрессию вгонит! — продолжала Лора. — Уже не могу, устала тебя развлекать. Такими темпами я сама перестану с тобой общаться!

Я рассмеялась, как будто Лора сказала очень смешную шутку.

— Ты знаешь, осознание и принятие факта — это уже путь к выздоровлению, — ответила я ей. — Я на пути, Лора! Правда! Подожди совсем немного, — и я стану отличным веселым другом!

— Да ладно, я погорячилась! — она улыбнулась. — Ты и так нормальный друг. Кстати, мне вчера вечером звонил Миша.

— Тот самый?… гимнаст? — у меня противно засосало под ложечкой.

— Да. Нес какую-то чушь. Заезжал после работы в магазин и просто все, что видел, пересказывал мне. Почти час болтали.

— Ясно, — на душе стало муторно.

— Чтоб ты не думала, что я от тебя что-то скрываю, — спокойно добавила Лора. — Он абсолютно аморальный тип. Пытался ко мне подкатывать.

— Ты отшила его?

— Стебала его и смеялась. Зачем отшивать? Знаешь, как говорят: всякая какашка когда-нибудь пригодится.

Я почувствовала себя ничего не смыслящей в жизни, инфантильным подростком. «Даша, ты такая наивная», — эти слова так часто повторяла мне Лора.

Вскоре мы разъехались — каждая в свою сторону: Лора в суд, а я на встречу с подрядчиком-кровельщиком.

Аллилуев Игорь Дмитриевич все-таки сделал мне заказ не только водостока, но и всей кровли с комплектацией. Грузчики пели: «Аллилуйя!» — когда я выписывала ему счет. Вот только история на продаже не закончилась. Аллилуев попросил меня найти для него кровельную бригаду, недорогих, но ответственных ребят, которые не срывали бы сроки и качественно делали свою работу. Честно говоря, таких было не много. Сегодня утром я открыла ежедневник и начала просматривать список своих знакомых подрядчиков. Взгляд упал на Юру-Америку, загадочного мужчину, вокруг которого ходило много слухов и сплетен. Говорили, что он работал в Америке и привез оттуда много денег, что играет в казино, что должен половине города. Год назад у него была квартира в престижном районе и дорогая иномарка, а сейчас он передвигался на попутках и не имел собственного мобильного телефона. Он оставил мне номер своей мамы, чтобы в случае заказов я могла с ним связаться. От всего этого пахло аферой. И, очевидно, Юра был совсем не тем вариантом, которого ждал от меня Аллилуев, но что-то заставило меня набрать номер его мамы и оставить для него предложение поработать. Через пару часов Юра-Америка позвонил и предложил встретиться и поговорить.

Встречу он назначил у него дома, в тесной однокомнатной квартирке на втором этаже хрущевки. В ней был старый ремонт, еще с советских времен. Желтые полосатые обои местами отклеились, и несколько небольших лохмотьев свисали под потолком. В полутемной комнате с окном, занавешенным плотными шторами в мелкий цветочек, стояла пыльная «стенка», напротив нее располагался продавленный диван, а по другую стену — два кресла. Над креслами все еще висел советский полинявший ковер. В этой квартире ничего не менялось года с 1980, когда меня еще и в планах не было.

Кухня была обложена небольшой кафельной плиткой белого цвета, стол и шкафчики тоже были белыми, потертыми и абсолютно безликими. Возле стола стояли две деревянные табуретки, на которых краска уже потрескалась от времени. На потолке торчал стеклянный плафон. Тридцать-сорок лет назад в таких интерьерах росли наши папы и мамы, жарили картошку, смотрели Кашпировского. И были, наверняка, довольны жизнью.