Кит Стюарт - Дни чудес

– Твою мать!.. Извини, папа. В смысле, что, по ее мнению, произойдет? У нас будет милое воссоединение матери с дочерью, а потом мы займемся шопингом?

– Сомневаюсь, что она об этом думала. Тебе не обязательно с ней видеться. Я сказал, что ты можешь и не захотеть.

Ханна закрыла лицо руками – скорее от удивления и недоверчивости, чем от переживаний. Потом вдруг подняла глаза:

– А как ты, папа?

– Я в порядке. Понятия не имею, что я почувствую, когда увижу ее, или что мы скажем друг другу, но, честно говоря, на фоне всего остального…

Ханна отпила глоток воды.

– Ты все еще любишь ее? – спросила она.

Я почувствовал, как кровь отлила от моего лица. Я не ожидал такого вопроса. Такие вопросы Ханна никогда не задавала. Думала ли она об этом? Не потому ли она перестала донимать меня с тем сайтом знакомств, потому что считала, что я все еще люблю Элизабет? Очень скоро я понял, что у меня нет готового ответа. Я зачем-то стал оглядывать комнату в поисках разгадки. Там были книги, и картины, и предметы мебели, которые мы выбирали и покупали вместе – все связанные с воспоминаниями. Повсюду находились артефакты нашего брака. Могли ли эти небольшие фрагменты сложиться во что-то прочное?

– Не знаю. Пожалуй, нет. В смысле, я все еще очень сержусь на нее, все еще чувствую себя покинутым. Это любовь? Возможно. Я совершенно сбит с толку.

– Знаю, – сказала она. – Я знаю, какая у меня мама.

И это так мило с ее стороны, потому что правда – откуда ей знать? Она много лет не разговаривала со своей мамой.

Я сказала Салли, что знаю такое место. И я действительно его знала.

Мама Дейзи везет нас на машине в магазин комиксов. Обычно Дейзи оставляет переднее место для себя, но в этот раз, не говоря ни слова, она открывает дверь и заталкивает меня внутрь, после чего садится на заднее сиденье с Дженной. Болезнь сердца иногда приносит небольшие неожиданные преимущества. Вот еще один пример: вчера я послала эсэмэску Рики и Дэв, спрашивая разрешения провести в их магазине собрание, – и они сразу согласились. Я думала, нас запихнут в какую-то комнатушку, но, приехав, увидела, что они расставили все стулья вокруг небольшого столика, заваленного шоколадным печеньем. Я уверена, что обхожусь этим бедным старым готам дороже, чем они заработали на мне при распродажах комиксов. Салли уже здесь – сидит в кресле с планшетом в руке. Сразу видно, что настрой у нее деловой. Тед, Джеймс и Шон тоже здесь, а Наташа притащила всю свою семью. Они видят меня, и я притворяюсь, что не замечаю, как они потрясены и обеспокоены. Я понимаю, ребята. Понимаю. Я бледная как смерть и исхудавшая. Послушайте, могло быть и хуже. Иногда люди в моем состоянии начинают удерживать воду, и их раздувает, как Человечка Мишлена [18] Логотип компании «Мишлен» – человечек, составленный из автомобильных шин. , но не меня. Я таю, как больная из Викторианской эпохи. Я выхожу из машины, как одна из сестер Бронте, Дженна с Дейзи идут по бокам наподобие телохранителей – в последнее время каждый пребывает в постоянной готовности подхватить меня, если я начну падать.

– Проходи и садись, – говорит Тед, и все встают, предлагая свои стулья.

Я медленно опускаюсь на стул рядом с Салли, чувствуя, какое это облегчение – сидеть. Остальные приглашенные собираются вокруг, некоторые садятся на стулья, кто-то устраивается на полу. Все это происходит в присутствии покупателей, которые листают комиксы, стараясь не пялиться на нас. Сценка немного сюрреалистичная. Может, они думают, что это инициатива магазина по групповому чтению с Салли и Ханной.

– Всем привет, – говорит Салли. – Спасибо, что пришли. Очевидно, я эмоционально шантажировала вас, вынудив явиться сюда, но нам необходимо сейчас совершить нечто подобное, верно, Ханна? Итак, ситуация такова…

Как раз в этот момент дверь лавки со скрипом открывается, и входит подросток, который с виноватым видом стоит в проеме, опустив глаза в пол. Вся толпа поворачивается и смотрит на него.

– Ты пришел на собрание или за комиксами? – строго спрашиваю я.

– На собрание, если пустите.

Это не Кэллум.

Это Джей. Я не разговаривала с ним с тех самых пор, как он заложил меня папе. Видя, как он пристыжен и смущен, зная о том, что происходит у него дома, я чувствую угрызения совести из-за нашей дружбы.

– Ему сейчас нелегко: папа, я и все такое, – шепчет Салли. – Он действительно сожалеет о том, что сделал.

Она привыкла оправдывать мужчин.

– Входи и садись, – ворчливым тоном говорю я. – Позже с тобой разберусь.

Он входит на цыпочках и садится на пол по-турецки, прислонившись к стулу Салли.

– Как бы то ни было, – продолжает она, – думаю, большинство из вас знают, что театр в беде. Большой беде. Совет хочет снести его и построить муниципальные здания. То`му дали две недели на то, чтобы спасти театр. Том борется, мы все это видим, правда? Но ему не справиться в одиночку. Ему нужна наша помощь. Для всех нас этот театр был спасением, укрытием – местом, куда можно убежать и где можно играть. Для Ханны он был чем-то вроде дома. Она здесь выросла. Полагаю, для Джея тоже. По-моему, мы все здесь многое узнали о себе. – При этих словах она смотрит на Шона и Джеймса.

– Но для моего папы театр даже нечто большее, – встреваю я, хотя поначалу хотела, чтобы говорила только Салли. – Это его жизнь. Я должна ему помочь.

Кто-то кивает в этой компании друзей, коллег и актеров-любителей, но никто не нарушает тишины. Мне вдруг делается страшно при мысли о том, что не для всех это действительно важно. Есть другие театры, другие труппы, другие зрители. Шоу должно продолжаться, и вся эта фигня.

Однако Салли явно не намерена смиряться.

– У Ханны есть план, – произносит она, громко хлопнув планшетом с зажимом для бумаг себя по коленям, отчего все находящиеся в магазине поворачиваются к ней. – За две недели мы собираемся сделать новую постановку. Мы пригласим весь город, у нас будет чай с пирожными, мы проведем экскурсии по зданию, а потом будет спектакль. Особая пьеса, которую пишет Ханна, но которую некоторые могут узнать. Мы собираемся ходатайствовать о сохранении театра, и мы разработаем подходящий проект членства. Мы хотим показать совету, что это не какая-то там коммерческая недвижимость, чтобы ее сносить и заменять, а сердце нашего чертова городишка.

– Но совет заявил, что нам запрещено ставить спектакли, – возражает Тед. – Они отозвали нашу лицензию на увеселительные мероприятия. Формально мы нарушим закон.

– Нет, если мы не будем брать деньги с людей, – отвечает Салли. – Если мы просто попросим вносить пожертвования, то формально это будет обычная частная вечеринка.

– А что Том…

– Мы не скажем папе, – говорю я. – Он волновался бы за меня, если бы узнал, что я этим занимаюсь, а я не хочу, чтобы он зря надеялся. Кроме того, если нас арестуют, он понадобится нам, чтобы внести залог.