Кит Стюарт - Дни чудес

Вдруг Салли наклоняется вперед и громко говорит:

– Не буду скрывать: чтобы организовать все это, придется хорошо потрудиться, и у нас все равно может не получиться. Даже если мы очень постараемся, соберем пожертвования и подписи, совету, возможно, все равно будет на это начхать. Но мы должны попробовать. Однажды Маргарет рассказывала нам, что принимала участие в «голом» протесте, чтобы спасти театр. Мы не собираемся этого делать, потому что сейчас холодно и потому что мы не психи, но нам стоит поучиться у нее решимости. Я знаю, у вас много дел, у каждого есть свои обязанности, но если кто-то из вас может помочь – собрать подписи, испечь торт или сыграть фею, тогда прошу вас поднять руку. Я первая.

Салли поднимает руку, и я немедленно делаю то же самое. Потом задержка на долю секунды – момент неопределенности, и я вновь тревожусь, что мы переоценили…

Я не успеваю даже додумать эту мысль, как Тед поднимает руку, Шон тоже, подталкивая Джеймса. Дженна и Дейзи, Джей, Наташа, муж Наташи и Эшли. Мама Дейзи. Все люди из труппы. Маленькое море рук. На этом все не заканчивается. Я оглядываюсь по сторонам, замечая, что подняли руки также Рики и Дэв, и не только они, но и несколько смущенных покупателей. Поднимает руку с татуировкой рокер средних лет в футболке с принтом «Saxon», модно одетый парень в хлопчатобумажных брюках поднимает вверх книжку «Капитан Америка». У меня ощущение, что мы смотрим голливудский фильм про неудачника, что сейчас зазвучит нарастающий саундтрек или мелодия из «Рокки». Вместо этого Дэв снова ставит «Сестер милосердия», что вполне справедливо – это ее магазин.

– Что ж… – с волнением в голосе произносит Салли. – Нам следует распределить задания и запустить наш проект.

Все начинают подниматься с мест.

– О-о, еще одна вещь! – кричит Салли, и все снова садятся. – Для одной из ролей нам нужна молодая девушка. Сейчас начало нового школьного семестра и повсюду ходит жестокий желудочный грипп, поэтому некоторые театральные кружки не работают. Есть ли у кого-нибудь активная родственница, которую мы могли бы задействовать? Может быть, дочь? Кому не терпится попробовать себя в актерской игре?

Салли смотрит на Наташу.

– Пожалуйста, мамочка! – умоляет Эшли.

Теперь все смотрят на Наташу.

– О, ради бога, забирайте мою дочь, – стонет она. – Но, Эшли, остановимся на драмкружке. Я не позволю тебе вступить в мой клуб дегустации вин.

Пока Салли начинает собирать имена и другие данные неосведомленных волонтеров, Джей бочком подходит ко мне и садится в кресло своей мамы.

– Прости, – говорит он. – Прости, что сказал твоему отцу про тебя и Кэллума. Жуткую гадость я сделал.

– Ты прав, действительно гадость. Зачем? Папа сказал, это случайность, но это ведь не так?

Он медленно покачал головой:

– Я ревновал. Я всегда считал, что мы с тобой…

– Что?

– Не знаю. Забудь. Мы можем остаться друзьями?

– Мне бы хотелось, но только потому, что мы были друзьями навек, не значит, что я тебе что-то должна. Понимаешь? У тебя нет на меня прав. Если ты считаешь, что есть, я больше не смогу с тобой дружить.

– Понимаю.

У него совершенно удрученный вид.

– Но мы по-прежнему друзья, – говорю я, – это значит, ты должен говорить мне, если что-то не так. Должен разговаривать со мной. Понимаешь? Я больна, но я пока здесь, я – это по-прежнему я…

В течение следующего часа мы распределяем среди людей обязанности. Салли – управляющая, я – ее заместитель. Тед будет контролировать, Джеймс сделает несколько постеров, Дейзи с Дженной займутся прессой и рекламой – в основном потому, что Дейзи может своими чарами заставить кого угодно сделать что угодно, а Дженна лучше любого другого умеет передавать информацию на форумах. Фактически она читает потрясающую восьмиминутную лекцию о «Myspace» и как благодаря ему новости расходятся по Сети, что озадачивает почти всех, но кажется убедительным. Оказывается, что рокер средних лет – художник (я вспоминаю о Кэллуме и горюю, что его здесь нет). Он говорит, что может нарисовать нам эмблему. Я уже начинаю чувствовать усталость, и Салли, уловив это, завершает собрание.

– Теперь все вы члены комитета «Спасем „Уиллоу три“»! – выкрикивает она, когда люди гуськом выходят на улицу. Когда магазин возвращается в обычное состояние, она подходит и садится рядом со мной.

– Ты уверена, что справишься? – спрашивает она.

– А ты?

– Ну, мой брак разваливается, твое сердце…

– Тоже разваливается.

– Это нелепо и безответственно, и, вероятно, ничего не выйдет. Твой отец убьет меня, когда узнает.

– Значит, договорились. Начинаем действовать.

– Никогда в жизни я не была так уверена в том, что делаю.

Аэропорт – самое странное на свете место. Кажется строгим и равнодушным, как холодное современное офисное здание, но кипит страстями и эмоциями. В аэропорту бывает лишь два сюжета: «прощай» и «добро пожаловать домой», но с миллионом вариаций, не всегда добрых, не всегда приветливых.

У меня ушло три часа на дорогу. Я выехал в семь утра, долго петлял по сонным местным трассам, потом выехал на шоссе А303 с обширными полями и спальными пригородами по сторонам. Я думал о Ханне, о том, с чем ей придется столкнуться и что из этого получится. Но также я невольно думал об Элизабет: каково будет увидеть ее и что я почувствую? Иначе как ужасной и мучительной я себе эту встречу не представлял. Когда едешь ранним утром по трассе с разделительной полосой, трудно не думать о неблагоприятных сценариях. Они надвигаются на тебя, как транспорт. Даже «Радио 2» не помогало.

Что-то во вчерашнем телефонном разговоре по-настоящему поразило меня. Она много лет была вдали от нас, но, когда я сказал ей, что боюсь за Ханну, что больше не знаю о чувствах дочери, Лиззи сказала: «Она сильная, она реалистка». И это так справедливо. Ханна любит сказки, но, в отличие от меня, не безнадежная мечтательница. Это навело меня на мысль, что даже сквозь эти огромные расстояния – и после всего случившегося – между матерью и ребенком должна существовать какая-то нерасторжимая связь. И когда Элизабет узнала о пересадке, ее немедленной реакцией было лететь. Никаких размышлений, никаких колебаний, просто «я лечу назад». Казалось, она была готова к этому.

Зона прибытия аэропорта Гатвик была заполнена людьми – целые семьи ждали своих родных, стояли поодиночке взволнованные мужчины и женщины, нажимая кнопки телефонов, коренастые парни в костюмах держали таблички с нацарапанными именами. Я был так поглощен разглядыванием толпы, мыслями о предстоящих встречах, что не заметил усталых путешественников, выходящих из таможенной зоны, среди которых была женщина с треугольным лицом и золотисто-каштановыми волосами до плеч, одетая в дизайнерскую повседневную одежду. Она казалась бодрее и настороженнее других. Я заметил ее, только когда она была уже в нескольких шагах и смотрела прямо на меня: