София Кульбицкая - Зуд

За одним из столиков тихо обсуждали что-то: дедушка-судоку (в кои-то веки — без судоку и карандаша), Интеллектуал, Мизантропка и ещё одна дама постарше, в полосатой футболке — Вадим раньше её не встречал. Мягкое зеленоватое свечение озаряло умиротворённые лица и стаканчики с ром-колой. Чуть поодаль увидел Лару с супругом — она помахала ему рукой.

Амад, как всегда, был на посту — колдовал около музыкального центра. — Только не русскую музыку! — кричали ему со всех сторон. Но он то ли не понимал, то ли не мог справиться с хитроумным агрегатом, ибо в следующий миг из динамиков, ничем не сдерживаемый, вновь полился хриплый голос Розенбаума:

— Но рашен мьюзик! — в три голоса заорали со столика Интеллектуала. — Инглиш мьюзик, эребиен мьюзик, плиз!!!

— Возьмите мою флешку! У меня битлы! — крикнула Лара. В эту-то трагическую секунду и подскочил к бару невесть откуда взявшийся Вентилятор, бешено размахивая руками:

— Вай? Вай онли ван ченнел тиви?! Вай?

Амад смотрел на него и улыбался, но чего от него хотят — не понимал. Он уже несколько раз подкрутил ручку громкости, открыл холодильник и продемонстрировал Вентилятору весь ассортимент «олл инклюзив», но тот не унимался:

— Вай тиви донт ворк?! Естердей — фор рашен ченнел, тудей — ноу ченнел! Онли ван инглиш ченнел тиви нау! Вай?! Вай?!

— В конкурсе на самое тупое выражение лица между клиентом и барменом победил бармен, — негромко произнёс Интеллектуал.

И опять Вадим ощутил к нему симпатию. Он уже хотел сказать что-нибудь колкое в том же духе, но тут Вентилятор внезапно обратился к нему — в его голосе звучала паника на грани безумия:

— У вас телевизор в номере работает?!

— Там антенна где-то повредилась, — ответил Вадим и поспешил покинуть интересное общество от греха подальше.

Но далеко уйти не смог.

При свете дня он избегал курортных заведений — слишком болезненно они тревожили память. Иное дело — поздний вечер, когда тихая, ленивая днём аллея променада превращается в злачный квартал, со всех сторон несутся соблазнительные звуки и ароматы, а задрипанные пальмы обвиваются гирляндами огней.

Он никогда не был настолько рисковым отцом, чтобы посещать с ребёнком рестораны по вечерам. Теперь, стало быть, ничего не мешало зайти в одну из кафешек, выпить кофе и даже покурить кальян — просто чтобы почувствовать себя белым человеком. После двух-трёх затяжек ностальгия теряла остроту и становилась почти приятной.

Хотел селфануться на фоне богатых декораций, но память старого мобильника переполнилась. Полез в «галерею», начал удалять лишнее… и вдруг остановился почти в испуге.

Этой фотографии он не помнил. Кто снял это?..

После нескольких секунд отлегло. В первые дни отпуска щёлкал что попало. Снимал море, пляж, небо, концентрируясь на пейзаже, не обращал внимания на то, что как бы само попадает в кадр. Вот и попала она.

Огромная. С недовольным видом сидит на лежаке. Пастозное лицо с отвисшим подбородком кажется маской, чтобы отдохнуть от надоедливых кавалеров. Тяжёлая грудь, складки на животе. Алая помада, оранжевый цветок над ухом, ярко-синяя тряпочка бикини…

Впервые он видел её так близко. Старая, жирная, со всеми своими оспинами и морщинами, она ну никак не могла быть привлекательной, но он смотрел и смотрел, не в силах оторваться — настолько она не боялась своего возраста и даже плевала на него.

«Женщина-красавица» в своём крайнем проявлении. Вульгарная, отвратительная, но прекрасная… Он вдруг осознал, что слегка возбуждён.

Мелькнула, испугала мысль: мог бы он изменить Кате?.. Нет, не эта, конечно — слишком уж она стара и грозна. Но что-то нехорошее творилось с Вадимом при виде неё. Может быть именно потому, что сама она была исключена даже как вариант, он не мог отгородиться от неё никакими нравственными ограничениями и против воли чувствовал — ещё не вожделение, нет, но какую-то извращённую тягу. Он пытался объяснить это здоровой мужской физиологией — отдохнул, жара, воздержание! — но смущало и пугало то, что нехорошие чувства возникали именно при виде этой бабы и при мыслях о ней. Хотя, гуляя по набережной, встречал много разных, молодых и красивых, почти обнажённых — и чувствовал себя совершенно спокойно.

Впрочем, это как раз понятно — все они были для него как бы недо-Танькой. Вадим хорошо понимал, что препятствие не в «…Таньке», а в «…недо». Не в том дело, что молодые девушки напоминали ему дочь, а это было табу. Наоборот. Они напоминали ему дочь ровно настолько, чтобы не выдержать конкуренции. Заглянув глубже в себя, Вадим понял: встреться ему Таня, но чтобы она при этом не была ему дочерью — он бы перешагнул через всё, без раздумий бросил Катю и разрушил семью. К счастью, а, может, и к сожалению, повторить её не под силу даже всемогущей матушке-природе.

Но вот эта, большая, вульгарная, страшная… С чего я взял, что Амад метит в альфонсы?! Просто до трясучки хочет огромную белую женщину — и уже неважно, сколько ей лет…

Что со мной, думал Вадим, дрожа, что со мной…

Когда вернулся во дворик, бар уже был тёмен, только четверо сидели вокруг стола, освещаемого дрожащим огоньком. Говорили на повышенных тонах, ссорились. Внезапно полосатая дама вскочила, опрокинула свечу и, выкрикнув: — Ты затрахаешь кого угодно! — быстрыми шагами направилась в сторону пляжа. — Доченька! — с укором произнёс дедушка-судоку. — Мама! — жалобно крикнула Мизантропка, чем и закрыла, наконец, этот генеалогический ребус.

«Так вот, Ильдар. Иногда он бросает на тёщу такие взгляды, что можно подумать — Танька со всеми её чарами здесь только для прикрытия. Сама Катя, похоже, в этом и не сомневается…»

Всю ночь лезла в голову какая-то гадость. Под утро только забылся — и тут же был разбужен настойчивым стуком в дверь.

На пороге стоял странно притихший Вентилятор. Жена что-то температурит, а телевизор не работает. Не найдётся ли у соседа чего почитать — журнальчика там или книжки?..

— Нет, — сварливо буркнул Вадим и захлопнул дверь прямо перед облупившимся носом незваного гостя.

Лёг досыпать. Но сон не шёл. Зато совесть мучила всё сильнее. Ну если у него, Вадима, проблемы в личной жизни — этот-то в чём виноват? А уж тем более — его прозрачная супруга…

Вон же на тумбочке валяется Агата Кристи в мягкой обложке. Купил перед самым вылётом, давно узнал, кто убийца…

Хотел уже выйти в коридор и позвать соседа — тот бы услышал, акустика здесь что надо. Но вовремя вспомнил, что не знает, как его зовут. Не бегать же по всему Елодолу с криком: «Вентилятор! Вентилятор!»