Наталья Дорошко-Берман - Красная гора: Рассказы

Но я отвлеклась. Кажется, я остановилась на том, что целый день бродила по Кишиневу и думала о кабаках и ресторанах и о том, что у меня будут в поклонниках смазливые мальчики лет эдак на десять моложе меня. А потом я поспешила на вокзал.

— Вы на два часа передержали свои вещи! Вам нужно доплатить сто рублей! — сообщили мне в камере хранения.

— Но у меня нет ста рублей! — взвыла я. — У меня нет ни одного рубля. И вообще, через пятнадцать минут мой поезд уходит!

— А нас это не касается! — услышала я в ответ и поняла, что мне-таки придется снимать трусы и вытаскивать доллары.

И я побежала в туалет. Но тут меня ждал удар. Все кабинки в туалете без дверей, и народу — по бабе к каждой.

«Да они меня прямо здесь и утопят! — перепугалась я. Надо идти в крайнюю кабинку. Оттуда, может, будет не видно!»

И тут крайняя как раз освободилась. Но только я направилась к ней, как какая-то баба загородила мне дорогу.

— Я в крайнюю! — завопила она. — А вы идите в другую и не подглядывайте!

«Должно быть, у нее тоже доллары в трусах», — чуть не расхохоталась я, хотя мне уже было не до смеха.

И точно, зашла она в кабинку и стала чем-то там шелестеть. А я подождала, пока она выйдет, зашла вслед за ней, и, что бы вы думали? — прямо на полу увидела сто рублей, то есть две купюры по пятьдесят. В конце концов, сто рублей невелика потеря, и та баба не очень-то пострадала, но дело-то вовсе не в ней. Дело в том, что эти деньги послал мне Бог. Потому что иначе я просто не вышла бы из туалета и так и лежала бы там зарезанная, задушенная или утопленная. Ну что ж, мне оставалось поднять эти деньги и бежать в камеру хранения. А там — ту-ту! И я приехала в Харьков и все заработанное в Израиле, все без остатка, отдала хасидам. Так что теперь я изучаю Тору в иешиве [11] Иешива — высшее религиозное учебное заведение по изучению иудаизма. . И мне это очень даже нравится. А на остальное мне уже глубоко начхать. Вот такие дела!

Сегодня с утра раздался звонок.

— Мы с Айзеком собираемся навестить тебя, — сообщила Инночка, — уже заказана машина. Ты знаешь, что в Адассе, где ты как раз и лежишь, знаменитая синагога с витражами Шагала?

— Знаю.

— А врачи отпустят тебя посмотреть ее?

— Отпустят, да только я боюсь ходить без провожатых. Я шатаюсь и еще должна волочить на себе капельницу.

— Ну, сопровождение у тебя будет соответствующее — я и Айзек, — хихикнула Инночка.

— С вами мне ничего не страшно, — отчаянно соврала я.

Дело в том, что у Инночки рассеянный склероз, а у Айзека переломана шея, и явиться ко мне они должны были на своих инвалидных колясках.

— Мы хотим дать вам мочегонное, — вошла в палату сестра.

— Мочегонное? — взвыла я, — но почему?

— Потому, что за день вы поправились на три килограмма.

— Подумаешь, три килограмма! За полтора года я двадцать килограмм потеряла, и кожа на мне висела, как на вешалке, а теперь хотя бы разгладилась чуть-чуть.

— Она разгладилась из-за жидкости, которая через вас пропускается. Вы просто отекли. Это не дело.

— Послушайте, оставьте пока мои лишние три килограмма при мне. Меня должны навестить друзья на колясках, и мы собираемся посмотреть витражи Шагала.

— Они смогут проводить вас туда? — с суеверным ужасом уставилась на меня сестра.

— Естественно. Моя подруга уже лежала в этой больнице и знает дорогу.

— Знает дорогу? — вскрикнула сестра.

— А в чем, собственно, дело?

— Дело в том, — нахмурилась она, — что многие из нас по подземным лабиринтам больницы пытались проникнуть в эту синагогу и посмотреть витражи Шагала, но никто не нашел туда дороги.

— Но зачем же вам понадобилось пробираться по подземным лабиринтам? — удивилась я. — Синагога ведь стоит на улице, и семь лет назад, когда я приехала погостить в Израиль, я спокойно зашла туда.

— О, теперь иные времена! — как-то странно усмехнулась сестра. — Впрочем, идите, если хотите. Бог вам в помощь!

Ровно через час мои гости заявились ко мне, и не вдвоем, а втроем. Дело в том, что Инночка сама ездила на своей электрической коляске, а вот Айзек ездить не мог, и его вез Педро, его сиделка.

— Знакомься, это Педро, — представила его Инночка. — Он в университете изучал испанскую литературу. Поговори с ним об испанской литературе, поговори! — предложила она.

Будучи обязанной говорить об испанской литературе, я мучительно стала вспоминать современных испанских писателей, но в голову лезли только аргентинские. К счастью, я вспомнила Сабати.

— Вы читали Сабати? — осведомилась я. — Мне так понравился его роман, не помню названия, но там что-то о заговоре слепых.

— Наверное, не Сабати, а Сабатини, — буркнул Педро.

— Сабатини совсем другой писатель, — не сдавалась я, — а я говорю ни о ком другом, как о Сабати.

— Не знаю я никакого Сабати, — резко оборвал меня Педро.

На этом наш разговор об испанской литературе исчерпался.

— Ну что, идем? — спросила я, чтоб оборвать зависшую паузу.

— Идем, — улыбнулся Айзек.

И мы пошли и сели в лифт, вернее, сели я, Айзек и Педро, а Инночкина коляска туда уже не влезла.

— Не волнуйтесь! — крикнула Инночка нам вдогонку. — Я поеду следующим лифтом.

Ну что вам сказать? Мы ждали ее сорок минут, и она так и не появилась. Тогда Айзек предложил:

— Ну хорошо, я остаюсь здесь и жду Инну, а вы с Педро идите и смотрите витражи Шагала.

— Ну нет, — возразил благородный Педро. — Вы с Айзеком идите, а я останусь у лифта.

И мы пошли, то есть теперь я волокла не только железную подставку с капельницей, но еще и коляску с Айзеком. И, наконец, мы вышли на улицу и подошли к синагоге, и, обойдя ее со всех сторон, убедились, что она действительно закрыта.

И все же мы знали, что как раз в это время она открыта для посетителей и удивленно спросили у случайного прохожего, как же все-таки туда попасть.

— А, — неопределенно махнул он рукой, — это там, через больницу, под землей.

И мы вернулись в больницу и выяснили, что вход в синагогу находится на этаже бэт.

У лифта с недовольным видом разгуливал Педро.

— Инны нет, — пожал он плечами.

— Синагога находится на этаже бэт, — сообщил ему Айзек, — так что поезжай с нами. Скорее всего, наша Инночка ждет нас там.

И, спустившись на этаж бэт и убедившись, что Инночки там нет, мы снова оставили Педро дежурить у лифта, а дальше мы с Айзеком долго бродили по подземным лабиринтам, где не было ни одного указателя и где каждый встречный-поперечный посылал нас в другую сторону.

Я смертельно устала, пот лил с меня ручьями.

«Проклятый Педро, — ругалась я про себя. — Как мог он предложить мне такое! Теперь этот гад, этот мнимый знаток испанской литературы, спокойно отдыхает себе у лифта, в то время как я, больной человек, которому еще предстоит тяжелая операция, мотаюсь туда-сюда, волоча капельницу и коляску с Айзеком впридачу».