Сара Бергман - Съевшие яблоко

— И что? — детский голос звенел от переизбытка чувств.

— И то, что нормальные люди, — Мезенцев сделал нажим на последних словах, — каждый день моются.

— Фу! — Мальчик брезгливо наморщил нос и тут же получил воспитательный подзатыльник:

— Это от рубашки твоей фу. От носков фу. Кончай препираться.

Но тот еще продолжал возмущаться, даже когда Мезенцев безапелляционно подталкивал его коленом в сторону ванны:

— Стив Джопс тоже не мылся! Ты читал его биографию? Когда Стиву Джопсу было двадцать лет, он…

— Стань сначала Стивом Джобсом, я тебе тогда разрешу делать все, что душе угодно.

Тут они добрались до двери:

— Да ты хоть знаешь, что нарушаешь мои гражданские права? Ты унижаешь мое достоинство! Дети имеют такие же права, как и взрослые. И мое личное пространство… — он уперся о косяк, — в условиях демократии, ты…

Но железная рука Мезенцева одним легким движением протолкнула его внутрь.

— А у нас не демократия. У нас туземное племя. И вожак — я. — Он с мягким хлопком закрыл дверь.

Хотя оттуда еще донесся последний беспомощный, но неоспоримый аргумент:

— Так не честно!

Ответа не последовало и немного подумав в кране зажурчала-таки вода.

А Мезенцев пошел греть ужин. И нет-нет да и начинал смеяться. Жизнь и правда наполнилась смыслом.

Мел звонким молотком колотил по доске. Настырно и вызывающе заявляя «я умнее вас всех. Поспорьте со мной!»

Ян, уставившись на доску, с сумасшедшей скоростью выколачивал решение, по очереди раскрывая боковые створки и исписывая поверхность аккуратным убористым почерком. Но никто с ним и не спорил, учительница даже не часто оборачивалась — она и так знала, что Романов решит верно. Она вообще специально дала ему эту огромную, бесконечную задачу из дополнительного учебника, чтобы отвлечь от урока.

Но вот тот закончил и уставился на учительницу вопросительно и вместе с тем требовательно:

— Я еще через синус угла могу решить. Надо?

Та только отмахнулась:

— Остальным отвечать времени не хватит, вытри доску и садись.

Мальчик разочарованно насупился, неохотно стер надписи и убрался восвояси.

В классе вяло поднялась пара рук. Но учительница уткнулась взглядом в журнал, поводила пальцем по строкам, и решила:

— Ставицкая, к доске.

Кира через силу поднялась.

Она была убежденным гуманитарием: по литературе и истории всегда были пятерки. Но вот точные науки давались девочке с трудом. Впрочем, сегодня она не ответила бы и на литературе. Голова Киры была наполнена вязким гулом и эхом родительских криков. Она плохо спала ночью, вяло ела с утра. И почти ничего не соображала, тупо уставившись в учебник.

— Сто двадцать второе, — коротко затребовала учительница и Кира уткнулась в книжку, теребя в пальцах пачкающийся кусочек мела.

Спустя минуту девочка принялась вяло чертить угол, то и дело поглядывая в задание и на учительский затылок.

Но стоило ей только закончить первую линию и приступить ко второй, с задней парты раздался звонкий уверенный голос:

— Не правильно, там не прямой угол.

Кира поспешно глянула в учебник и тоже поняла свою оплошность. Торопливо схватив тряпку стерла неверную часть — стала перечерчивать.

— Все равно не правильно! Там не может быть острого угла.

Учительница в некотором раздражении глянула на последнюю парту:

— Ян, мы еще не знаем какой там угол, мы его не вычислили.

— Знаем. Это же очевидно.

Для Киры это вовсе не было очевидно и девочка сконфуженно вчитывалась в условия задачи. Но чем больше вчитывалась, тем меньше понимала. Требовалось вычислить какой-то угол, но вот какой? Голова ее по прежнему оставалась пустой и мутной.

Девочка неуверенно посмотрела на доску, стерла еще раз, не решаясь чертить заново.

— Ну Кира, не тушуйся, — подбодрила учительница, недоуменно глянув на девочку. — Продолжай.

Но почему-то от ее доброжелательного, почти ласкового голоса у Киры комок подкатил к горлу.

— Светлана Алексеевна, можно я помогу? — мальчик с последней парты нетерпеливо подскочил на месте, — я уже в уме посчитал.

Учительница не выдержала и звонко хлопнула ладонью по столу:

— Ян, мы помним, что ты самый умный! — раздраженно бросила она, — помолчи.

Тот обиженно умолк, но это не сильно помогло.

Кира смотрела в книгу и уже решительно ничего не понимала. Да и не хотела понять. Этот позорный урок стал последней каплей. Ей было больно и стыдно. В задачу она уже почти и не вчитывалась, тупо перебирая слова, будто бусины, но не понимая их смысла. Сосредоточиться не могла и думала только о том, что сейчас опозорится перед всем классом и над ней будут смеяться.

В спину ей смотрели десятки глаз.

— Почему? — мальчик с последней парты недоуменно и возмущенно повысил голос, он зазвенел под потолком. — Я же знаю, а она нет! Там все совсем просто. Дайте я покажу!

Девочка вспыхнула, к глазам неожиданно подкатили слезы, так и не пролившиеся дома. Щеки ее горели, губы задрожали, и Кира, вдруг захлопнув учебник, бросила его на ближайшую парту и опрометью выскочила за дверь.

В классе повисла удивленная тишина. А потом доведенная до края учительница с силой ударила по столу ладонью — ручка, лежавшая на журнале подскочила:

— Романов, выйди!

У мальчика с задней парты недоуменно вытянулось лицо:

— За что?

Но сегодня преподавательница геометрии была сыта этим ребенком по горло и, не вдаваясь в объяснения, непререкаемо рявкнула:

— Выйди я сказала!

Мальчик удивленно глядя на нее круглыми глазами медленно поднялся. Будто никак не мог поверить, что его — Яна Романова — могут выгнать с урока. Медленно, не сводя с учительницы вопросительного взгляда, пошел к дверям. Но та молчала, беспощадно прямо держа спину и глядя прямо перед собой.

Только когда дверь захлопнулась учительница выдохнула и устало провела руками по волосам, инстинктивно приглаживая их, чтобы привести в порядок. Хотя ее прическа была единственным, что оставалось в порядке в этом классе.

Кира добежала до туалета уже вся в слезах. Дело было не только в этой злополучной задаче. Если подумать — никто не стал бы над ней смеяться. Ведь Романов мог сделать такое замечание любому. А кроме него никто не решил задачу в уме, а потому и смеяться тут было нечему.

Но Кире хотелось плакать.

Все вдруг стало так тускло и беспросветно, что слезы сами катились из глаз, и она с трудом удерживалась от того, чтобы заплакать в голос.

Начиная с субботы, когда отец забыл заехать за ней школу все пошло наперекосяк. В воскресенье родители друг с другом не разговаривали. А Кира из кожи вон лезла, чтобы сделать вид, что все хорошо. Ходила, то и дело улыбаясь, как дурочка. И делала вид, что ничего не замечает. Отчаянно надеясь, что если ей удастся их отвлечь, то все снова будет хорошо. Только все попытки Киры разрядить обстановку закончились ничем. А вечером отец снова ушел.