Сара Бергман - Съевшие яблоко

И все же, несмотря ни на что, так просто, легко и откровенно счастливым Мезенцев еще никогда себя не чувствовал. Это заметила даже мать, к которой он коротко забежал пару раз дожидаясь Яна после субботних уроков. Забежал, но ничего не рассказал. Уже давно забыв каково это — делиться с матерью своими новостями и проблемами.

А проблемы были. Еж оказался прав — это даже не собака. Дети — это шум, волнения, тревоги, лишние траты, куча хлопот. Когда у тебя в доме живет ребенок поневоле придется готовить, даже если сам прекрасно обошелся бы пиццей из супермаркета, женщину не приведешь, с приятелями в баре до полночи не просидишь. Дети опаздывают, теряют ключи, могут разбить хозяйскую вазу и болеют ангиной. Они спорят, препираются и теряются в самый неподходящий момент.

Но самое худшее — за детей ты несешь ответственность. И Мезенцев осознал всю тяжесть такой ответственности в самый обычный погожий ноябрьский день, когда ничто этого не предвещало.

В тот раз он слегка опоздал забрать Яна с занятий, что случалось довольно часто. Мальчик обычно безропотно ждал на автобусной остановке. И Мезенцев, не волнуясь, свернул к тротуару возле желтого козырька круглосуточного магазина. Огляделся, ища глазами знакомую зеленую куртку.

И тут же забыв обо всем подорвался из машины, даже не заглушив движка.

В противоположном конце остановки стояла тонированная черная двенашка с покореженным бампером, вывернутым наизнанку крылом и битой задней фарой. В машине сидели то ли трое, то ли четверо узколобых мужиков, неопределенной национальности. Их небритые отекшие лица свидетельствовали о длительном неконтролируемом запое. Мужики смеялись и подначивали стоящего у раскрытой двери ребенка, а тот с очень серьезным видом кивал, оживленно жестикулировал, показывая в сторону шоссе, что-то горячо объяснял и, как с ужасом понял Мезенцев, собирался сесть в машину.

И ни один человек, стоявший на остановке, ничего не предпринимал и даже не оборачивался в сторону подвыпившей компании.

Мезенцев бегом преодолел расстояние между двумя машинами и едва успел схватить мальчишку за шкирку как раз тогда, когда тот послушно кивнул в ответ на слишком громкую для трезвого человека просьбу: «давай-давай, малец, садись — показывай дорогу».

— Ты что делаешь? — Мезенцев рывком потянул на себя мальчика и одним резким движением отвернул того от дверцы машины.

Ян, подняв глаза, удивленно ойкнул и принялся объяснять беспомощно и нелепо:

— Дорогу показать, они просили дорогу показать — им в Ленинку надо. Заб-блудились, — слегка заикнулся он, когда Мезенцев, не дослушав, дернул его за плечо и, размашисто шагая, потащил к своей машине.

Мужики в битой двенашке развеселились:

— Эй куда! Нам в Ленинку надо. Прям позарез! — раздался нестройный гогот.

— Пошли отсюда, — Мезенцев стиснул зубы и, не глядя назад, тащил мальчика за собой. Тот то и дело порывался обернуться и, судя по всему, извиниться.

А сзади уже слышалось:

— Эй, чувак, малец обещ-щал дорогу показать! Забавный пацан у тебя! Сын?

Мезенцев по опыту знал, что на такой стадии опьянения переход от любви ко всему свету, до буйного озлобления обычно занимает с полминуты и повода не требует. Вот повеселились — теперь можно и помериться. Потому не удивился, что следующая фраза прозвучала кардинально вразрез с предыдущей:

— А ты ка-азел, мудак. Оборачивайся, я с тобой говорю!

Мезенцев толчком запихнул мальчика на переднее сиденье, тот едва успел подтянуть ранец, и с грохотом захлопнул дверцу. Могло дойти и до мордобоя.

— Че, бля, самый умный! Оборачивайся, когда с тобой говорят!

Мужиков распирало, мужики негодовали.

Но разборок по счастью не случилось. Неожиданный густой сигнал раздался прямо за двенашкой и ее подпер большой красный автобус. Толпа на остановке оживилась.

Автобус все напирал и напирал, выдавливая малолитражку с остановки. Так что двенашке ничего не оставалось, кроме как, злобно саданув напоследок сигналом, рвануть с места и освободить пространство.

Покрышки взвизгнули, движок взвыл и машина опасно вильнула сразу на середину проезжей части.

Маленькая «мазда» уходя от столкновения вывернулась у нее из-под бампера. Раздался возмущенный тонкий гудок.

И тут же еще один громкий и басистый. В сторону ушел внедорожник, за ним «тойота». Двенашка нетвердо заметалась по дороге, рыская по полосам. И едва не угодила под грязный непробиваемый борт «КАМАЗА». Снова раздался визг пережигаемых покрышек. И сопровождаемая гудками, битая машина, наконец, свернула в первый попавшийся переулок, исчезнув из виду.

Мезенцев проследил за машинами, чудом избежавшими ДТП, и тут впервые понял что такое ответственность.

Она тяжелым кулем свалилась ему на плечи, придавила бетонной плитой.

— У тебя что в голове?! Ты зачем садился к ним в машину? Они же пьяные, ты что с ними разбиться хотел?!

Глаза у мальчика были растерянные. Ян недоуменно пожал плечами:

— Да ты что, я же умею с пьяными разговаривать. Я сто раз разговаривал! — шепотом, покраснев «объяснил» он. И еще тише, как большую тайну, добавил, — Лиза часто пьяная бывала.

Мезенцев распалился:

— Ян, ты одного пьяного человека видел. Родного! Что ты сравниваешь?! Это чужие люди, ты же их не знаешь!

Но мальчик неопределенно пожал плечами:

— Им просто на выезд надо, они в театр ездили, а потом заблудились. И показать просили.

— Зачем ты вообще с ними разговаривал?! — мысленно схватился Мезенцев за голову.

Тот удивился еще больше и растерянно почесал переносицу:

— Ну они же спросили… они к остановке подъехали. — Ян совершенно не понимал что сделал не так и в чем его проступок. Он жил в каком-то совершенно своем мире заполненном представлениями о людях, почерпнутыми из книжек и собственного разумения одиннадцатилетнего ребенка.

Мезенцев только сейчас начал понимать до какой степени тот не социализирован.

— Ты мне объясни: почему другие дети к ним не подошли? Там полно детей на остановке было!

Мальчик пожал плечами и Мезенцев ответил за него сам:

— Да потому что нельзя вот так просто подходить к кому попало! Нельзя разговаривать с незнакомыми, с пьяными, нельзя садиться в чужие машины, брать у незнакомых людей вещи. Это все знают!

— Почему? Ведь это не вежливо! Если тебя спрашивают, то надо ответить! — мальчик непонимающе замотал головой, — ведь Нелли разговаривает с Иваном Петровичем, и брат Алеша с детьми дружит и с Колей, и князь Мышкин…

— Это в книжках!

Мезенцев попытался вспомнить, что в детстве говорила мать на тему «почему», но не смог. Он уже вырос с этим знанием. Этот постулат был вколочен еще в том возрасте, когда не задают вопросов, а слепо впитывают родительские наставления. Это не надо было объяснять.