Гейл Ханимен - Элеанор Олифант в полном порядке [litres]

Не зная, как лучше ответить, я выбрала кивок головой.

— Значит, вы вместе работаете, да? — продолжала она. — Ты тоже чинишь компьютеры? Боже мой, в наши дни девушкам по плечу любой труд!

Она была такой же чистой и опрятной, как ее дом. Ворот ее блузки скреплялся жемчужной брошью, ее ноги облекали бордовые бархатные тапочки, отделанные овчиной и выглядевшие весьма уютно. Я предположила, что ей шел восьмой десяток. Пожимая ее руку, я заметила, что ее суставы разрослись до размеров ягод крыжовника.

— Нет, миссис Гиббонс, я работаю в финансовом отделе, — ответила я.

Я немного рассказала ей о своей работе, и она слушала меня с неподдельным интересом, постоянно кивая и время от времени переспрашивая: «В самом деле?» Или: «Смотрите-ка, как занятно».

Когда я завершила свой монолог, полностью исчерпав скудную тему бухгалтерских отчетов, она улыбнулась.

— Ты здешняя, Элеанор? — ласково спросила она.

Обычно подобные расспросы вызывают у меня крайнее негодование, но сейчас было очевидно, что она спрашивает искренне и без злого умысла. Поэтому я рассказала ей, где жила, умышленно избегая точных наименований. Никогда не надо раскрывать место жительства малознакомым людям.

— Но выговор у тебя ведь не здешний? — это наблюдение она облекла в форму вопроса.

— Я провела детство на юге, — ответила я, — но в возрасте десяти лет переехала в Шотландию.

— Вот оно что, — сказала она, — это все объясняет.

Мой ответ, казалось, ее полностью удовлетворил. Я заметила, что большинство шотландцев никогда не интересуются подробностями после фразы «на юге». Надо полагать, за этими словами для них кроются некие абстрактные «английские земли» с лодочными гонками и шляпами-котелками, будто Ливерпуль и Корнуолл — это одно и то же место, населенное одинаковыми людьми. С другой стороны, шотландцы непоколебимо убеждены, что каждый уголок их собственного края уникален и неповторим. Мне трудно понять почему.

Рэймонд вернулся, держа в руках кричаще-яркий пластиковый поднос, на котором было все необходимое для чаепития и пачка печенья.

— Рэймонд! — воскликнула его мать. — Боже праведный! Молоко надо было налить в кувшинчик! У нас же гостья!

— Мам, это просто Элеанор, — сказал он и бросил в мою сторону взгляд, — ты ведь не против?

— Совершенно нет, — ответила я, — дома я тоже всегда пользуюсь картонным пакетом. Ведь это всего лишь сосуд для перемещения жидкости в чашку. В сущности, я бы даже сказала, это гигиеничнее, чем держать молоко в кувшинчике без крышки.

Я потянулась и взяла печенье «Уэгон Уиллз». Рэймонд уже жевал свое. Они принялись болтать о каких-то иррелевантных предметах, а я тем временем устроилась на диване поудобнее. У обоих были не особенно зычные голоса, и я прислушивалась к громкому тиканью старинных часов на каминной полке. Было очень тепло, но не невыносимо жарко. Одна из кошек, лежавших на боку перед камином, вытянулась во весь рост, вздрогнула и опять уснула. Рядом с часами стояла потускневшая от времени фотография. На ней был изображен мужчина, по всей видимости, отец Рэймонда. Он широко улыбался в объектив, держа в руке фужер с шампанским и, вероятно, произнося тост.

— Это папа Рэймонда, — сказала его мать, перехватив мой взгляд, и улыбнулась. — Снимок сделали в тот день, когда наш мальчик узнал результаты экзаменов, — она опять бросила на сына взгляд, в котором явственно читалась гордость. — Рэймонд первым в нашей семье поступил в университет. Отец был страшно рад. Как бы мне хотелось, чтобы он дожил до твоего выпускного. Хороший тогда был день, да, сынок?

Рэймонд улыбнулся и кивнул.

— Вскоре после начала занятий у него случился сердечный приступ, — объяснил он мне.

— Он так и не отдохнул на пенсии, — сказала мать, — так часто бывает.

Они немного помолчали.

— А кем он работал? — спросила я.

Мне не было интересно, но я чувствовала, что это надлежащий вопрос.

— Инженер по газу, — ответил Рэймонд.

Его мать согласно кивнула.

— Он всю жизнь много работал, — добавила она, — мы никогда ни в чем не нуждались, правда, Рэймонд? Каждый год ездили в отпуск, купили премиленькую машину. Слава богу, что он хоть застал свадьбу Дениз, что ни говори, а это уже кое-что.

На моем лице, видимо, отразилось недоумение.

— Моя сестра, — объяснил Рэймонд.

— Боже праведный, Рэймонд, ты наверняка только и талдычишь, что о футболе да компьютерах, хотя вряд ли ей хочется об этом слушать. Ох уж эти мальчишки, да, Элеанор?

Она улыбнулась и покачала головой.

Я была озадачена. Как можно забыть, что у тебя есть сестра? Я предположила, что он не забыл — просто принимал ее как данность, как самый заурядный и неизменный факт жизни, который даже не стоит упоминания. Мне, единственному ребенку в семье, подобный сценарий казался немыслимым. Вселенную семьи Олифант населяли только два человека: мамочка и я.

Мать Рэймонда все рассказывала:

— Дениз было одиннадцать, когда Рэймонд появился на свет. Это была неожиданность и Божье благословение.

Она посмотрела на него с такой любовью, что мне даже пришлось отвернуться.

По крайней мере, сказала я себе, я буду знать, как выглядит любовь. Это уже кое-что. На меня никто так никогда не смотрел, но теперь я смогу узнать этот взгляд, если представится случай.

— Сынок, достань-ка наш альбом. Я покажу Элеанор фотографии нашего отдыха в Аликанте, летом, перед тем, как ты пошел в школу. В аэропорту он застрял во вращающейся двери, — вполголоса сказала она, доверительно склонившись ко мне.

Увидев на лице Рэймонда выражение беспредельного ужаса, я засмеялась.

— Мам, Элеанор не хочет умирать от скуки, разглядывая наши старые фотки, — сказал он, заливаясь ярким румянцем, который, полагаю, многим показался бы очаровательным.

Я подумала, не настоять ли на просмотре альбома, но Рэймонд выглядел таким несчастным, что я не смогла так с ним поступить.

В этот момент у меня в животе громко заурчало, что было очень кстати. После обеда, состоящего из бутерброда с консервированными макаронами в томатном соусе, я съела лишь одно печенье. Мать Рэймонда тактично кашлянула.

— Элеанор, ты же останешься на чай, правда? У нас не будет роскошного застолья, но приглашаем мы от всей души.

Я взглянула на часы. Было лишь полшестого — для обеда или ужина время неурочное, но мне хотелось есть, и если я даже останусь, то все равно успею на обратном пути забежать в «Теско».

— С превеликим удовольствием, миссис Гиббонс, — сказала я.

Мы расположились за небольшим столом на кухне. Суп был чрезвычайно вкусен; хозяйка сказала, что сначала сварила бульон на свиной ножке, затем добавила мелко нарезанного мяса и овощей со своего огорода. На столе лежали хлеб, масло и сыр, а потом мы пили чай с кремовым тортом. Все это время миссис Гиббонс потчевала нас историями о болезнях и эксцентричных выходках ее соседей, а также рассказами о жизни их многочисленных семей. Эти сведения представляли столь же малый интерес для меня, сколь и для Рэймонда — судя по выражению его лица. Рэймонд часто с любовью поддразнивал ее, она в ответ делала вид, что злится, слегка шлепала его по руке и бранила за грубость. Мне было тепло и уютно, как никогда в жизни.