Гейл Ханимен - Элеанор Олифант в полном порядке [litres]

— Двадцать минут, и все будет готово, — сказала она.

Лаура принесла еще несколько журналов, но особого удовольствия они мне не доставили — мне быстро надоело читать сплетни о знаменитостях, а журналов о технике или истории у них, к моему огорчению, не оказалось. У меня в голове трепетала какая-то мысль, от которой я старалась отмахнуться. Я расчесываю кому-то волосы? Да. Кто-то меньше меня сидит на стуле, а я стою сзади и распутываю колтуны, изо всех сил стараясь действовать как можно нежнее. Она ненавидела дергание. Такие мысли — смутные, загадочные и тревожные — относились как раз к тому типу, который хорошо было вытравливать водкой, но мне, к сожалению, предложили на выбор только кофе и чай. И почему в салонах красоты не предлагают ничего крепче? В конце концов, перемена стиля может стать причиной стресса, а расслабиться в столь ярком и шумном окружении очень сложно. К тому же, это побуждало бы клиентов щедрее давать чаевые. «Пьяный — значит щедрый», — подумала я и беззвучно засмеялась.

Когда на лампе-рефлекторе прозвенел звонок, ко мне вновь подошла девушка, смешивавшая краску, и подвела к парикмахерской мойке, которая, как ее ни назови, была просто раковиной. Я покорно позволила снять с моей головы кусочки фольги и вымыть волосы шампунем. Пальцы у девушки были умелые и сильные, и я восхитилась великодушием тех, кто оказывает другим столь интимные услуги. Я не помню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь мыл мне голову. Скорее всего, мамочка купала меня, когда я была совсем ребенком, но мне было сложно представить ее исполняющей какие-либо нежные обряды такого рода.

После того как шампунь был смыт, девушка сделала мне «массаж головы шиацу». Я никогда не испытывала такого блаженства. Она массировала кожу на моем черепе точными, нежными движениями, от которых волоски на моих руках встали дыбом, а вдоль позвоночника прокатился мощный разряд тока. Процедура закончилась часов на девять раньше, чем мне бы хотелось.

— У вас много напряжения в голове, — проницательно заметила девушка, смывая остатки кондиционера.

Не зная, что на это ответить, я выбрала улыбку — что хорошо работает в большинстве случаев (но только не в ситуациях болезни или смерти — теперь мне это известно).

Когда меня усадили обратно на стул перед зеркалом и причесали покрашенные волосы, вернулась с ножницами Лаура.

— На мокрых волосах нельзя в точности рассмотреть цвет, — сказала она, — поэтому придется подождать!

Стрижка, в конечном итоге, заняла около десяти минут. Сноровка и уверенность, с которой Лаура взялась за дело, привели меня в восхищение. Чтобы высушить волосы, времени понадобилось куда больше, причем пришлось много манипулировать щеткой. Я читала журнал, по просьбе Лауры не поднимая глаз до тех пор, пока она не закончит с укладкой. Потом фен был выключен, все необходимые химикаты распылены, длина и углы проверены, последние штрихи нанесены. Я услышала, как Лаура смеется от удовольствия.

— Можно смотреть, Элеанор! — сказала она.

Я подняла голову от подробной статьи о женском обрезании, опубликованной в «Мари Клер». Мое отражение показало куда более молодую, уверенную в себе женщину с блестящими волосами до плеч и косой челкой, прикрывающей шрам. Я? Я повернула голову вправо, потом влево. Посмотрела в зеркало, которое Лаура держала за моей головой, чтобы я могла увидеть свою новую прическу, гладкую и безупречную, сзади. Я с трудом сглотнула и сказала:

— Лаура, вы сделали меня… сияющей.

Я пыталась сдержаться, но по моей щеке, у самого носа, покатилась слеза. Я быстро вытерла ее тыльной стороной ладони, пока она не коснулась кончиков моих новых волос.

— Спасибо, что сделали меня сияющей.

Боб вызвал меня к себе в кабинет. Когда я вошла, он уставился на меня. Я не могла понять почему.

— Ваши волосы! — в конце концов сказал он, будто угадав ответ на вопрос.

Уложить их утром оказалось непросто, но мне показалось, что я приложила к этому достаточно усилий. Я поднесла руки к голове:

— С ними что-то не так?

— Нет-нет, все в порядке. Они… они выглядят здорово, — сказал он, улыбаясь и кивая.

На секунду повисла неловкая пауза. Мы оба не были привычны к ситуации, когда Боб комментирует мою внешность.

— Я их постригла, — сказала я, — очевидным образом.

Он опять кивнул.

— Садитесь, Элеанор.

Я посмотрела по сторонам. Сказать, что в кабинете у Бобби было не убрано, означало бы недооценить степень того хаоса, в котором он находился постоянно. Я подняла со стула напротив стола стопку каких-то брошюр и положила их на пол. Бобби немного склонился вперед. За время нашего знакомства он некрасиво постарел. У него выпали почти все волосы, и он довольно сильно растолстел. Внешне он напоминал распутного ребенка.

— Элеанор, — начал он, — вы работаете у нас уже довольно давно.

Я кивнула; фактологически это было верно.

— Вам известно, что в обозримом будущем Лоретта уйдет в длительный отпуск?

Я покачала головой. Меня не интересуют сплетни нашей повседневной офисной жизни. Разумеется, если речь идет не о некоем музыканте.

— Не скажу, что меня это удивляет, — ответила я, — у меня всегда вызывали сомнения ее познания в сфере базовых принципов налога на добавленную стоимость. Так что это, пожалуй, к лучшему.

— У ее мужа рак простаты, Элеанор, — сказал Бобби, — он нуждается в уходе.

Я на мгновение задумалась.

— В таком случае, им обоим сейчас очень трудно, — заметила я. — Но если рак выявили на ранней стадии, то процент выживания и выздоровления при таком диагнозе довольно высокий. Если вы мужчина и вам достаточно не повезло, чтобы заболеть раком, то это, вероятно, наилучшая разновидность.

Боб вертел в пальцах одну из своих роскошных черных ручек.

— Так вот, — продолжал он, — мне, по меньшей мере на ближайшие несколько месяцев, понадобится новый офис-менеджер.

Я кивнула.

— Вам было бы интересно, Элеанор? Будет немного больше денег и немного больше обязанностей. Но, думаю, вам это дело по плечу.

Я задумалась.

— Насколько больше денег? — спросила я.

Он взял блок стикеров, написал на одном сумму, оторвал и передал мне. Я охнула.

— Это в дополнение к моей нынешней зарплате?

Я уже представляла себе, как езжу на работу не на автобусе, а на такси, как делаю покупки только в «Теско Премиум» и пью тот сорт водки, который продается в приземистых матовых бутылках.

— Нет, Элеанор, — ответил он, — эта сумма будет вашей новой зарплатой.

— А-а-а… — протянула я.

Если так, то мне придется тщательно взвесить соотношение риска и вознаграждения. Компенсирует ли прибавка к зарплате значительное увеличение объема утомительной административной работы, новый уровень ответственности за бесперебойное функционирование офиса и, что еще хуже, более плотное общение с коллегами?