Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

Делая вид, что открывает чистую страницу, Елена Стипли обронила ручку, которая провалилась в систему внутренних ферм и распорок и зазвенела, как звенит только то, что роняешь в систему металлических трибун. Из-за продолжительного дребезга Стайс перед подачей подбрасывал мяч дольше. Подбросил несколько раз, наклонившись вперед, попрежнему расставив ноги и с силой отвернувшись от сетки. Вошел в свою странную сегментированную подачу; Елена Стипли извлекла из кармана синтепоновой парки новую ручку; Стайс плоско вдарил по центру, надеясь на эйс под «язычок» линий подачи. Мяч оказался неиграбелен для Хэла и упал в упор – непонятно где. На внутренних матчах ЭТА судей нет. Хэл посмотрел на линию, где отскочил мяч, задумался перед тем, как объявить попадание, прижав ладонь к щеке, обозначая размышления. Пожал плечами, тряхнул головой и поднял перед собой ладонь горизонтально, показывая Стайсу, что мяч верный. Значит, гейм за Стайсом. Тьма шел к сетке, разминая шею, глядя туда, где еще стоял Хэл.

– Хошь, еще разок, – сказал Стайс, – Сам не понял, куда попал.

Хэл подошел к Стайсу ближе, потому что собирался за полотенцем на

стойке сетки.

– А тебе и не надо, – выглядел он несчастно и растянул губы в улыбке. – Ты так бил, что куда еще рассматривать. Заслужил очко.

Стайс пожал плечам и кивнул, пожевывая губу.

– Давай тада следующий возьмешь, – он мягко накидал резаками два мяча так, что они докатились ровно к противоположной задней линии, откуда их мог подать Хэл. Тьма на корте все еще корчил жевательные рожи, хотя ему запретили жевать жвачку во время игры с тех пор, как она попала ему не в то горло и оппоненту пришлось его откачивать в полуфинале Пасхального Кубка прошлой весной.

– Орто говорит, что следующий спорный мяч немедленно отходит Хэлу; они не собираются играть еще раз, – сказал Делинт, хмуря брови над графами в характеристиках.

– Еще раз?

– Переигрывать очко, милая. Лет. Две подачи – одно очко, – Обри Делинт был слегка рябым мужчиной с густыми желтыми волосами горшком в стиле телеведущих и с гипертоническим румянцем, и глазами – овальными, близко посаженными и темными, казавшимися вторыми ноздрями на лице. – Много пишете для спорта в «Моменте», а?

– То есть они поступают по-спортивному, – сказала Стипли. – Щедро, честно.

– Это мы прививаем как приоритет, – ответил Делинт, неопределенно обводя рукой округу, не отрываясь от характеристик.

– Они, кажется, друзья.

– Неплохой ракурс для «Момента» – закадычные-друзья-вне-кортаи-беспощадные-безжалостные-враги-на-корте, такой ракурс.

– Нет, я хочу сказать, они даже во время игры кажутся друзьями, – сказала Елена Стипли, наблюдая, как Хэл вытирает кожаную рукоятку белым полотенцем, пока Стайс подпрыгивает в своем правом углу на месте, спрятав руку под мышку.

Смех Делинта острому слуху Стипли кажется смехом куда более старого и нездорового человека – мокротный хохот со стуком кулаком в грудь старика под пледом на кресле-качалке, стоящей на гравии во дворе в Скоттсдейле, Аризона, услышавшего, как его сын жалуется, что его жена будто больше не узнает своего мужа.

– Не заблуждайтесь, милая, – выдавливает Делинт. Близняшки Воут на ряд ниже оглядываются и делано прикладывают пальцы к губам, – левый рот ухмыляется, – Делинт отвечает им своим жутким ледяным осколком улыбки, пока Хэл Инканденца три раза подбрасывает мяч и входит в подачу.

В двадцати шести метрах под Шоу-кортами гуськом вдоль стенок служебного туннельчика деловито маршировали несколько маленьких мальчиков.

У Стипли было такое выражение, будто она пытается придумать сильные образы для такого заурядного и текучего движения, с каким подавал Инканденца. В начале, наверное, как скрипач: встав начеку, наклонив лоснящуюся голову, подняв перед собой ракетку и руку с мячом у шейки ракетки, как стрелу у лука. «Вместе-вниз-вместе-вверх» замаха и подброса мяча – как у ребенка, делающего снежных ангелов, розовощекого и со взглядом в небеса. Но лицо Хэла было бледным и совершенно недетским, а взгляд словно не видел дальше полуметра. Совсем не похож на пантера. В середине подачи – как человек над пропастью, падающий ничком, мягко поддаваясь собственному весу, а в заключительной фазе и ударе – как человек с молотком, вбивший гвоздь на самых цыпочках. Но все это только отдельные части, от таких описаний движение казалось разбитым на сегменты, тогда как это щекастый и коротко стриженный мальчик пониже запинался в движении, делил его на части. Стипли играл в теннис всего пару раз, с женой, и на корте всегда чувствовал себя несуразно и по-обезьяньи. Речи пантера об игре были многословны, но бесполезны. Вероятность того, что какие-нибудь спортивные игры занимали важное место в Развлечении, была крайне мала.

Первая подача Хэла Инканденцы была тактически агрессивной, но это не бросалось в глаза. Стайс подавал мощно, чтобы встречать следующий мяч уже у сетки. Подача Хэла, казалось, привела в движение куда более сложный механизм, тот раскрылся как агрессивный только через несколько обменов ударами. В первой его подаче не было стайсовской силы, зато имелась глубина, плюс верхняя подкрутка, которой Хэл добился, когда выгнул спину и «причесал» мяч, отчего тот заметно растянулся в воздухе, приняв от вращения форму яйца, приземлился глубоко в квадрате и высоко подскочил, так что Стайсу ничего не оставалось, кроме как подрезать на глубину с бэкхенда на высоте плеч, и притом он не успел зайти за мяч, из-за чего удар лишился всей силы. Пока мяч летел к Хэлу, Стайс направился к центру задней линии. Разворот Хэла перенес его вправо, так что он смог ответить форхендом 268с очередной обильной приправой верхней подкруткой, ровно в тот же угол, куда уже подавал, так что Стайсу пришлось остановиться и бежать назад. Стайс мощно отбил мяч бэкхендом по линии на форхенд Хэла – метеоритом, при виде которого зрители охнули, – но как только другой сын режиссера samizdats сдвинулся на пару шагов по левую руку, Стипли увидел, что теперь ему открывался целый корт для кросса – Стайс ударил так сильно, что его чуть занесло назад и теперь он не успевал выбраться из правого угла, и Хэл пробил, как по учебнику, в зеленое разлинованное пространство плоский кросс драйвом, мощно, но без бахвальства, и после отскока на левой боковой линии Стайса диагональ мяча уводила его все дальше от вытянутой ракетки мальчика в черном – секунду казалось, что Стайс в последний момент подставит струны под уходящий мяч, но тот издевательски остался вне досягаемости на диагонали кросса и прошел в полуметре от обода ракетки, а Стайса инерция вынесла едва ли не на соседний корт. Стайс замедлился до трусцы и отправился за мячом.