Людмила Штерн - По месту жительства

— Нас пригласил Деннис Смит.

Брови администратора поползли вверх.

— А кто вы ему? Родственники?

— Да нет… скорее, знакомые.

— Я не имею права пропустить вас… Нет оснований.

— Хорошо, мы уйдем. Но, может быть, вы передадите ему записку?

После мучительных раздумий администратор согласился. Мы написали свой адрес, извинились за опоздание и просили приехать в любое время. Затем мой муж помчался в гастроном, а я ринулась домой — пылесосить.

Жили мы в переулке Пирогова. Это бывший «Достоевский» Петербург. В доме нашем находятся знаменитые Фонарные бани, и это придает ему особый колорит. На углу незыблемой твердыней голубеет пивной ларек, рядом с подъездом торгуют квасом из бочки. В открытые окна доносился галдёж и вопли, свидетельствующие, что квас на исходе. Некто отчетливо матерился, требуя справедливости, а именно — отдавать предпочтение тем, кто хочет только кружку, а не трехлитровый бидон. И вдруг воцарилась тишина. Я выглянула в окно и обмерла.

У подъезда остановился черный кадиллак с темнозелеными светозащитными стеклами. На радиаторе трепетал американский флажок. Машина, казалось, заняла полквартала. Народ забыл о квасе и, бряцая бидонами, сгрудился вокруг.

— Думаешь, нам сойдет это с рук? — меланхолично спросила дочь Катя, направляясь открывать дверь.

Двое мужчин вышли из машины и, протиснувшись сквозь толпу, скрылись в подъезде. Я представила себе, через сколько бутылок и «отдыхающих» после бани тел они перешагнут, прежде чем доберутся до нашей квартиры.

…Мы пили водку, ели винегрет и рассказывали Деннису о нашей жизни. И было, что рассказать. Катю на торжественном собрании выгнали из комсомола, нас с мужем уволили с работы, и документы наши уже покоились в сейфах ОВИР’а. Деннис недоверчиво качал головой, повторяя: «Is that true?» и закапывал лекарство в свои чудесные глаза, постоянно ноющие от ядовитого дыма пожаров. А атташе Дональд, стреляный воробей, не на шутку всполошился:

— Зря мы, наверно, приехали, — у вас могут быть неприятности.

— Форгет ит, — пренебрежительно сказал мой муж Витя. — Ни о чем не беспокойтесь и давайте выпьем… (За год до отъезда в нашей семье проснулось человеческое достоинство).

Водка, как говорится, «себя оказывает»: культурный атташе схватил со стены гитару и в порыве патриотизма исполнил «This land is my land, this land is your land…» — этакая «Широка страна моя родная» в американском варианте. Мы не остались в долгу и грянули Высоцкого. Терпеливо выслушав на незнакомом языке призыв растопить баньку по-белому, Деннис вытащил из кармана penny whistle и затянул нечто ирландское и бесконечно-печальное. Мы тоже подвывали, как умели. Потом Денис преподнес нам свою книгу и поклялся, что пока он в Ленинграде, мы не расстанемся ни на минуту. Вечер, безусловно, удался.

— Между прочим, — отозвала меня в сторону Катя, — кого-то из нас караулят серые «Жигули». Они подъехали одновременно и до сих пор тут.

Я подошла к окну. Напротив дома, прислонившись к машине и скрестив на груди руки, стоял парень в джинсах и клетчатой рубахе и не сводил глаз с наших окон.

В час ночи мы вывалились из дома, уселись в кадиллак и поехали смотреть, как разводят мосты. «Жигули» неотступно следовали за нами. На следующий день они сопровождали нас в Павловск, дежурили на пляже в Лахте, у Эрмитажа и Никольского собора. И в последний вечер, когда мы устроили Деннису прощальный ужин, они снова стояли напротив наших окон.

Уезжая, Деннис сказал:

— Мне очень жаль с вами расставаться… Но мы еще увидимся, — я уверен. Я покажу вам Нью-Йорк, самый отвратительный и самый прекрасный город в мире. Я знаю… вы полюбите его.

…Утром мы вернулись к обычной жизни. Катя ушла в школу, мы с мужем разбежались по делам. Я пришла домой первая, около часу дня.

На лестнице в нос ударил удушливый запах. Дверь нашей квартиры обгорела. Свисали клочья почерневшего гранитоля, отовсюду торчал обуглившийся войлок. На площадке стояли лужи, валялись полусгоревшие обрывки писем и газет. Я забарабанила к соседям:

— Вы не знаете, что тут случилось?

— Пожар, чего же еще, — флегматично объяснил Жора Чуватов, слесарь фабрики «Большевичка». — Хорошо еще, — я сегодня во вторую смену, а то б наши хаты тю-тю… Час назад такая вонища поднялась… выскочил на площадку, аж в нос шибает. У тебя под дверью кто-то костер развел. Газеты и письма скрутили вроде как в жгут и подпалили. Дверь и занялась. Хотел пожарников вызывать, да думаю, — ну их к ляху, только квартиру взломают и все кислотой перегадят, сам справился.

— Что же делать? В милицию бежать, что ли?

— А чего тебе милиция скажет? — Жора подмигнул. — Это, думать надо, вам кое-кто предупреждение сделал, чтоб с иностранцами не путались, поняла?

Как не понять! Я сама обожаю розыгрыши и вполне оценила остроумие и эффектность «ихнего предупреждения». Даже адепты черного юмора были бы довольны. Как говорится, посеешь ветер — пожнешь бурю. Подружишься с американским пожарным — схлопочешь пожар.

…Обгорелая дверь квартиры… Последнее, на что я оглянулась, навсегда покидая свой дом.

…Деннису мы позвонили, как только прилетели в Нью-Йорк.

— I can’t believe it! Where are you?

— Пока что в отеле «Greystone».

— Я еду! — и он бросил трубку.

И вот мы у него в гостях на Парк авеню. Внизу в холле — ковры, хрустальные люстры, швейцар в белых перчатках. Просторная элегантная квартира, на стенах прекрасная живопись и коллекция старинных ирландских волынок. В кабинете на письменном столе только что вышедший новый роман «The Final Fire» и первый номер основанного Деннисом журнала «Firehouse».

— Да ты, оказывается, богатый человек, Деннис!

— Похоже, что так… — Деннис, улыбаясь, смешивает коктейли.

— И продолжаешь работать пожарным? Почему?

— Well… Если бы вам приходилось вынести из огня ребенка и передать его в протянутые материнские руки… Если бы вам приходилось видеть выражение материнских глаз… — Деннис смутился от собственного красноречия. — Наверно, потому… Ну, да хватит говорить обо мне… Это же чудесно, черт возьми, что вы, наконец, здесь!

Деннис звонко смеется, срывает с гвоздя и нахлобучивает мне на лоб пожарную каску.

Моя специальность — геолог-лёссовик, а живу я в Новой Англии. По ценности и широте применения в этих краях моя профессия может сравниться только со специальностью энтомолога — знатока насекомых Новой Гвинеи. За три года жизни здесь я не видела ни одного объединения, приглашающего меня на работу… И все- таки я работаю. Как же это случилось?

…Проходя по улице мимо магазина сумок и чемоданов, я заметила в витрине лаконичный призыв «Help wanted» и толкнулась в стеклянную дверь. Мелодично прозвенел колокольчик, и я боязливо вступила на пушистый изумрудный ковер. Изогнутые лампы с опаловыми абажурами бросали холодноватый свет на дорогие кофры, замшевые сумки, чемоданы из крокодиловой кожи, изящные портмоне. Мне навстречу поднялся статный седой господин с лицом и манерами западного премьер-министра и учтиво осведомился, не может ли он быть мне полезен.