Людмила Штерн - По месту жительства

Нусик заморгал, жена укоризненно покачала головой.

— Давайте-ка чай пить, — разрядила обстановку блондинка.

Борю усадили за стол, поставили варенье, бублики и сыр, и начали расспрашивать о семье, работе и ценах на Ташкентском базаре. В кухне засвистел чайник, и все члены семьи стали учтиво бороться за право сбегать за ним. Победила невестка. Она внесла сопящий никелированный чайник и, поискав глазами подставку, улыбнулась нашему герою.

— Вы ближе, Боречка, — пододвиньте-ка эту штуку…

Боря взялся за «штуку» и… взвыл, — это была его диссертация, целая и невредимая, если не считать обгоревшего круга, образовавшегося на обложке в результате бесчисленных чаепитий.

Я сторонница счастливых концов. И, надеюсь, что рано или поздно Петя, Боря и тысячи других, рвущихся в науку, — станут кандидатами, докторами, членами ВАК’а.

Но пока что в ВАК’е заседал наш шеф профессор Леонов. Бывал он нередко и Черным оппонентом. Но, как известно, времени сосредоточиться у него не было. Потому я частенько находила на своем столе чью-нибудь диссертацию с вложенной от него запиской: «Н. Я! Я совершенно замотался! Не в службу, а в дружбу, — прочтите и подготовьте мое мнение».

А что же поделывает Петр Грогорьевич, где же наш бедолага Миронов? Не внял упрямый черт предупреждению шефа: «Защищайтесь… а там, как ВАК решит». Другой на его месте после этих грозных слов засел бы за переделки на целый год. А Миронов двинул в Москву к академику Кудряшову. Неизвестно, чем обворожил он старца, но его работу приняли к защите. Шеф с чувством пожал Мироновскую руку.

Зимой Петр Григорьевич защитился. Вся мерзлотная группа специально получила командировки в Москву для моральной поддержки своего босса.

Поездка была урожайной. Оля накупила в магазине «Ванда» кучу косметики, Эдик продал за сотню «Иисус Христос, Суперстар», а Слава Белоусов тиснул в журнале «Крокодил» свою первую публикацию — юмористический рассказ о том, как не чинили фановые трубы.

Петр Григорьевич вернулся на кафедру победителем. Банкет он устраивал в Москве, поэтому мы ограничились пятью бутылками шампанского и килограммом «Кара-Кума». Все выпили, приятно захмелели и целовали Миронова в пышные щеки. Чокаясь с шефом, Петр Григорьевич фамильярно похлопал его по плечу.

— Недооцениваете вы своих коллег, дорогой Алексей Николаевич, не верите в их успех, — вот в чем ваша ошибка.

Леоновские глазки спрятались в чарующей улыбке.

— Счастлив, что ошибся и от души поздравляю, дорогой Петр Григорьевич. Сердечно за вас рад. А вот праздновать рекомендую все же после утверждения ВАК’а, надежней оно как-то… — и шеф отодвинул от себя лабораторный бокал с шампанским.

Тень набежала на сияющее Мироновское лицо, недоброе предчувствие, словно клешнями, стиснуло его сердце. И не зря…

Восемнадцать месяцев ВАК молчал, набрав в рот воды, а Леонов на все наши вопросы только пожимал плечами: «Вы же знаете, что я отстранился».

У Петра Григорьевича обострилась язва желудка, и Ольга Коровкина, прибегнув к отцовскому блату, раздобыла ему путевку в Ессентуки.

Наконец, Леонов сжалился и обещал «против всяких правил, рискуя своей репутацией» разузнать — что и как. Из Москвы он вернулся скорбный.

— К сожалению, к великому сожалению, диссертация ваша не утверждена. Отзыв Черного оппонента самый что ни на есть отрицательный.

— А кто Черный оппонент? — глухо спросил Миронов.

— Увольте от ответа, — развел руками шеф. — Я и так сделал невозможное.

Вскоре пришел официальный ответ из ВАК’а и разгромный отзыв Черного оппонента. Им оказался свердловский профессор Кузин, близкий друг и однокашник нашего шефа. Чисто сработано, нечего сказать…

На Мироновскую беду в Университете началась новая кампания по омоложению кадров: не защитивших докторскую ученых, которым стукнуло шестьдесят, — отправлять на пенсию.

Весной мы провожали Миронова на вполне заслуженный отдых. Шеф произвел фурор, выдав на подарок десять рублей. Профессор Бузенко на радостях расстался с трешкой, остальные сотрудники также внесли посильную лепту. Мы купили спиннинг последней конструкции, а Оля, повалявшись в ногах председателя месткома, принесла в зубах деньги на транзисторный приемник.

Петр Григорьевич сидел во главе стола на прощальном банкете. Его лиловые щеки повисли, мясистый нос отяжелел. Шеф с выражением прочел приветственный адрес в пурпурной с золотыми виньетками папке. Михаил Степанович впервые за двадцать семь лет пожал Мироновскую руку и, будучи мал ростом, клюнул его в воротничок, символизируя поцелуй.

Мерз лотка осталась без руководителя.

— Кто же будет возглавлять мерзлотку? — спросила я месяц спустя. Вакантное место не давало покоя, дразнило и манило, хотя без ученой степени получить доцентскую ставку совершенно немыслимо.

Профессор Леонов взглянул на меня с пониманием, надул щеки и издал задумчивый звук «пум-пум».

— Пока не решено. Теоретицки, между нами, самая подходящая фигура — Белоусов. Давно кандидат и дело свое знает. Но практицки это исключено. Он все себе напортил дурацкой писаниной, о продвижении ему мечтать теперь не приходится.

— Значит, опять варяга звать? — вырвалось у меня. Это было неосторожно. Варяг Леонов нахмурился, но удачная операция с Мироновым тотчас вернула ему благодушное настроение.

— Посмотрим — разберемся, — загадочно сказал он и, пронзив меня буравчиками, добавил. — А вам, дорогая, следует живей закругляться с диссертацией.

Я затаила дыхание, — неужели и впрямь? Но по инерции угрюмо буркнула:

— Я и так работаю день и ночь.

— Сколько написано страниц? — деловито и быстро спросил шеф.

— Мм… около ста, — соврала я с перепугу.

— Ну, что ж, неплохо. Принесите завтра две-три главы, начну читать.

— Да что вы! Это только «рыба», самый первый вариант. А вообще, у меня и конца не видно.

— Когда же вы увидите конец? — прищурился шеф.

— Ну, может быть, через год.

— И не выдумывайте, — замахал руками Леонов, — некогда нам рассусоливать. Если мы не займем мироновскую ставку, — она быстро уплывет, охотников на факультете хватает. Так что, сроки у вас сжатые, дорогая, — он полистал записную книжку, — даю вам на все три месяца.

В голове фейерверком взорвались и рассыпались миллионы сверкающих огней, но я автоматически катилась по рельсам нытья и занудства.

— Не успеть мне, точно — не успеть. Ну, с электронной частью я, благодаря вам, еще справлюсь, а почвенные свойства? У меня ни одного результата нет.

— Не велика беда. Используйте кафедральные отчеты, вы вовсе не обязаны все делать сами.