Георгий Турьянский - MOSKVA–ФРАНКФУРТ–MOSKVA [Сборник рассказов 1996–2011]

«Рионис» был почти готов к пуску, Позерман со дня на день хотел приступить к наладке.

— Мороженого пока не будет. Только печенье. Сладкая жизнь у нас тогда пойдёт, — расписывал он перспективы.

— Зина, а кто работать на ней будет? — спросил как-то раз Федя.

— Ты. Кто ж ещё, Федька?

— И пирожки тебе Федька, и пончики, Федька. Мне, может, вообще домой не ходить?

— Федька, я тебе хорошо заплачу. Придумаем чего-нибудь.

— Зина, я запью.

— Вот если б ты не пил… — начал Позерман.

— Ага. Не пил, не ел… Только с тараканами дружил.

Следующие три дня Федя на работе не появлялся. По слухам, у него начался запой. Приходил сменщик, усатый боцман с какой-то подводной лодки. Но работа у боцмана не ладилась. Видимо, и субмарина его давно отправилась ко дну. Дядя Зина нервничал, звонил повару Бутырки домой. На четвёртый день Федя объявился. Лицо было опухшее и злое. Пончики получались кривые и невкусные. Бутырский повар заявил, что он не в форме, но утром всё будет в порядке.

Когда утром следующего дня Игорь приехал к «Парусу», его глазам предстало страшное зрелище. На месте кооператива он увидел почерневшие от пожара остатки того, что называлось «Парусом». От избушки остался один обугленный скелет. «Парус» сгорел до основания. Задняя дверь оказалась открытой, замок сбит. Чёрный лист жести над крышей напоминал кладбищенский крест. Оборудование для выпечки пончиков и японский «Рионис» пришли в полную негодность. Остаток двери поскрипывал от ветра.

— Это, я, значит, прихожу утром проспавшись, глядь, а она сгорела, — разводил руки в стороны Федя.

— Ты вчера питание выключил, масло слил? — допрашивал повара дядя Зина.

— А то! Порядок знаем.

— Подожгли нас, в милицию звонить надо, вон и канистра валяется, — ткнул в сторону пальцем Позерман. — Ты, Игорёк, иди, сегодня у нас выходной.

Игорь посмотрел на печальное лицо дяди Зины, на растерянного Федю и ему захотелось плакать. Стали собираться зеваки и принялись делать предположения, кто мог поджечь кооператив. Врагов кооперации в те годы имелось уже предостаточно: от самых мелких, вроде тараканов, до крупных хищников в лице исполкомов.

— А где твоя вешалка? — спросил Игорь Федю.

Повар только пожал плечами, взгляд его был непроницаем.

Вначале думали на недоброжелателей, вспомнили одного подозрительного типа в кепке. Как-то странно он глядел, покупал каждый день пончики, потом отходил к платформе и прежде, чем начать есть, крестил кулёк украдкой. Когда стали дознаваться, нашлись улики против Феди. Отпечатки пальцев на канистре были его. Вешалка тоже таинственным образом оказалась у Феди дома.

Дядя Володя потом рассказывал родителям Игоря, что улик особых против него не имелось, но бутырского повара вдруг словно прорвало:

— Что, ломовой я, что ли? Зина всё ходит вокруг: «Федя, давай, Федя жми». «Рионис» свой собирает. А кто на «Рионисе» работать будет? Федя? Федя не каторжной, я мужик вольной. Не мог больше. Вот и запалил её к едрёной фене.

Так в перестроечной Москве проявило себя всеми забытое явление, известное из истории под названием «луддизм» или движение разрушителей машин. Позерман только руки в стороны развёл:

— Что ж ты мне раньше ничего не говорил, Федька? Жечь было обязательно?

— А-а, — махнул Федя рукой на шефа. — Что тебе говорить, Зина? Ты же только деньги считаешь…

— Так ведь дело загубил, Федька. Общее дело…

— А-а, и хрен с ним.

Игоря через год после окончания школы забрали в армию, он попал в стройбат, там его искалечили урки. Хорошо ещё, живым вернулся. Потом дурная компания, наркотики… Слабый характер, наверное. Родители Игоря теперь часто болеют, отец не встаёт. Дядя Володя уехал в 1995–м в Америку и живёт там с семьёй.

Зина Позерман отстроил через три года после пожара новый кооператив, лучше прежнего, дела завертелись, но дядя Зина умер скоропостижно в результате внезапной остановки сердца. В пятьдесят с небольшим лет прямо за рулём машины прихватило.

Федя после суда получил ерунду, штраф и условный срок, без работы не ходил, устроился поваром в один небольшой ресторан. Владелец — бывший зэка из Бутырок, взял по старой памяти. Говорят, недавно Федя приобрёл «Жигули» второй модели. Подержанные, конечно.

Франкфурт 1998

Когда-то я был студентом третьего курса одного престижного московского института. В институт я поступил, говоря откровенно, не по любви, а чтобы в армию не ходить. Институт имел бронь, а несколько моих знакомых по школе учеников старших классов, оказавшиеся в армии, вернулись оттуда постаревшими лет на десять, с потухшими глазами и надломленными как внешне, так и внутренне, словно отсидели два года на зоне. Я решил для себя любым способом армии избежать.

В институте я промучился три года с половиной, после чего уехал навсегда жить в Германию. Мой отъезд мне и по сию пору не могут простить родители. Их можно понять: я угробил, даже не начиная, свою научную карьеру и так и не приступил к расчёту траектории одного космического аппарата, название и функцию которого я тоже так и не узнал. Мой научный руководитель, носивший загадочную фамилию Курикша, не успел со мной обсудить эти важные вещи.

Я не захотел и не сумел идти прямой дорогой, как все мои друзья и товарищи, а свернул на кривую дорожку, которая ведет, сами знаете куда.

Началось всё с моего знакомства со студентом шестого курса Андреем Ивашкиным. Таких людей отмечает судьба, у них всегда всё получается, в голове их царит порядок, но, самое главное, они оказывают магнетическое влияние на людей. С ними хочется быть рядом, от них исходит спокойствие и уверенность в том, что всё будет так, как надо. И действительно, так и происходит. Обаяние моего друга подкреплялось следующим: Андрей разговаривал тихо, ровным голосом, глядя в глаза собеседнику, ценил остроумие, любил в свободное время играть на гитаре и смотреть фильмы Тарковского. Он и сам был героем кино. Интеллигентный и ненавязчивый Дин Рид. Противоположный пол на него буквально «западал». Но и это ещё не всё. Ивашкин был, (хотя почему, собственно, был, он таким и остался) великим комбинатором, генератором гениальных экономических идей.

Познакомились мы в стройотряде, в 1989–м году. Ивашкин вначале ехать с нами не планировал, хотя имел богатый опыт командирства.

Дело в том, что Андрея отстранили от должности за год до моего появления в отряде в связи с несчастным случаем, гибелью на стройке человека. За Ивашкиным вины не числилось, виноват был сам погибший, получивший по неосторожности страшную травму лица бензопилой. Пила на полных оборотах вырвалась у стройотрядовца из рук и въехала ему в нижнюю половину лица. От этой травмы несчастный потом скончался.