Георгий Турьянский - MOSKVA–ФРАНКФУРТ–MOSKVA [Сборник рассказов 1996–2011]

— Нет, я имел в виду голосовать, — поспешил поправиться я. — Ходили вы голосовать? То есть, я хотел сказать, на референдум.

Но Андрей и Галя уже смеялись на весь зелёный коридор. А мальчик посмотрел на меня снизу вверх и спросил: «Папа, кто этот дядя?» От этого вопроса его родители заулыбались ещё больше. Меня усадили на почётное место за столом и налили полную тарелку борща.

17 марта 1991 года в стране с названием СССР проходил референдум. Столь незаурядное происшествие могло произойти лишь в том роковом году. Тогда я этого не понимал. Потому что жил своей жизнью, ходил по пахнущим аптекой институтским коридорам на скучные лекции и отсиживал положенные часы на семинарах, испытывал примерно в одно и то же время, ближе к середине дня, голод. Тогда я шёл на запах еды туда, где имелась возможность голод утолить.

Но сегодня день был совсем уж необычный. Сегодня шёл референдум о судьбе будущего союзного государства. Быть ему или не быть. На заданный на референдуме вопрос я ответил утвердительно, теперь мне хотелось знать, что написали в бумажках другие. Вопрос звучал коряво и длинно, я несколько раз перечитал в кабинке с чистенькими, аккуратно задёрнутыми шторками небольшой белый бланк. Я читал медленно, в голове отдавалось каждое слово, словно бы старый полусгнивший корабль скрипел у причала своими досками: «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновлённой федерации равноправных суверенных республик, в котором в полной мере гарантированы права и свободы человека любой национальности?»

— Я ходил, — ответил Андрей. — С Серёгой пошли гулять и зашли. Серёга «ЗА», а я, как Серёга, скажет.

— А ты, Галя? — я посмотрел на красавицу у плиты.

— И я была.

— Ну, и?

Вместо ответа Галя вдруг сказала:

— Как суп?

— Я бы и вторую тарелку съел.

— Вот и ешь. Когда я ем, я глухонемой, сам знаешь.

— Это не ответ.

— А ты знаешь о том, что существует тайна волеизъявления? Ты не имеешь права спрашивать меня об этом.

— Ты против, значит. Понял. Против нашей страны. Плохой у тебя суп сегодня, Галя. Я лучше пойду себе.

Она засмеялась опять так весело, что я забыл обижаться, и вдруг заговорила стихами:

— Жил на свете рыцарь бедный, молчаливый и простой, ликом сумрачный и бледный, духом честный и прямой… Это про тебя. Нет, я не против нашей страны. Я просто взяла бланк и принесла его домой.

— Почему? — удивился я. — Если испортил бюллетень, дадут другой.

— Я не испортила, я его просто не заполнила. Потому что такого дня не будет больше никогда. Ты сам подумай, когда и в какие времена задут тебе ещё такой вопрос? Я взяла бумажку на память, она у меня во-о-н там, на дальней полке, заложена в «Теорию вероятности», на сотой странице. Открою книжку через десять лет. Интересно будет, правда? Что с нами будет?

Я выронил ложку из руки. Мне подобное участие в референдуме не приходило в голову, но я сразу внутренне согласился с Галей. Пусть лучше наш спор разрешит «Теория вероятности». Кто его знает, что с нами будет через десять лет? Жили мы, как на пороховой бочке…

13 января 1991 года танки штурмовали и заняли вильнюсский телецентр, но не пошли на штурм окруженного жителями литовского парламента. Этот парламент провозгласил 11 марта 1990 года выход Литвы из СССР. А за два года до штурма, в апреле 1989 в Тбилиси дивизия Дзержинского вместе с полком ВДВ саперными лопатками и газом «Черёмуха» разгоняли многотысячный митинг. Были убитые и раненые. Дело шло к войне. Шевчук пел в знаменитом хите «Предчувствие гражданской войны», что «лопнет природа, и кипящая дрянь зажжет небеса, летящие вниз», Горбачёв окончательно растерялся, и растерянность главы государства стала слишком заметна… Осталось подавлять в себе нехорошие мысли и ждать.

Галя всегда была в моём понимании несколько экстравагантной девочкой. Она и не могла быть другой, ведь ей надо было соответствовать командиру. Его она всегда звала нежным именем «Андрейка». Боевая Андрейкина подруга не интересовалась политикой, зато она умела сдавать теоретическую механику, болтать о Тарковском и не только о Тарковском, она могла вкусно готовить и держать себя, будто ей известно то, что неизвестно никому. В самом деле, она была одной из немногих красавиц, близко знакомых с уравнением Шредингера… Вообще, в ней было что-то королевское, несоветское. И вот, эта аполитичная несоветская красавица произнесла открытым текстом роковые слова. «Кто его знает, что с нами будет через десять лет?»

Когда мы поели, Ивашкин старший взял с подоконника освежитель воздуха «Лесной» и обильно побрызгал углы комнаты, которая одновременно играла роль столовой, спальни, детской и кабинета. Комната сразу наполнилась хвойным запахом.

— Хорошая штука, особенно при гостях, — пояснил мой приятель, усаживаясь. — Убивает микробов и превращает жизнь в мечту. Запах, как под ёлкой пообедал.

Я закрыл глаза и представил себе, что мы в лесу. Итак, мы просидели на нашем виртуальном пикнике ещё минут двадцать, а потом перешли к текущим делам. Текущими делами являлись детали предстоящего обмена студентами между нашим институтом и Базельским университетом. Не знаю, когда Ивашкину пришла в голову неожиданная и гениальная мысль организовывать обмены студентами. Андрей назначил меня организовывать один такой обмен, договорился с деканатом и, что гораздо труднее, он договорился с первым отделом. Первым отделом в мало-мальски серьёзных конторах в советские времена назывался отдел, ведавший секретностью. Потом Ивашкин начал проворачивать свою комбинацию.

Швейцарские студенты приглашались в Москву посмотреть на страну победившего социализма, где полным ходом шла перестройка. Проживание иностранцам предлагалось в семьях, культурная программа в Москве — за счёт принимающей стороны, за наш счёт. На самом деле, культурная программа не стоили нам ни копейки, деньги давал Андрей. Взамен швейцарская сторона обязывалась предоставить те же условия для нас в Базеле. Организацией всего этого и занимался я. Но идейным вдохновителем и руководителем обмена на самом деле являлся Ивашкин. Через него же шли финансы. Он провернул уже не один «обмен», и каждый раз неплохо зарабатывал.

В группу советских студентов включались так называемые «спонсоры». Эти люди студентами являлись лишь на бумаге, они уже давно закончили учёбу. Некоторые из них закончили её десятилетия назад. Вот такие «студенты» под видом аспирантов и преподавателей должны были поехать с нами, заплатив за участие несколько сотен (а, может, и больше) долларов. Всё равно, «обмен» обходился им дешевле любой сегодняшней турпоездки, проживание и питание в семьях не стоило ничего. Происходило дело в 1991 году, когда турагенств в СССР, действительно занимающихся туризмом, не существовало.