Георгий Турьянский - MOSKVA–ФРАНКФУРТ–MOSKVA [Сборник рассказов 1996–2011]

В Ленкином окне, за красными в цветах занавесками двигались два силуэта. Посуду убирают, догадалась Галя. Она смотрела и завидовала подруге. Зависть — это такое очень женское свойство…

Месяц назад Серёжа объявил, что у него теперь другая семья, чтобы Галя не переживала: её и Майка он всем обеспечит. Сам же он остаётся пока в Калифорнии с новой подружкой. Ехать домой по ночному пустынному автобану не хотелось, няня сама уложит Майка в постель.

Осень. Руки потянулись к диск-плейеру, серебряная тарелочка скрылась в серой пасти, пасть заурчала, и хриплый голос заполнил собой салон машины:

Галя закрыла окно, стрелки часов плыли перед глазами, она ткнулась лицом в руль и по-бабьи в голос заревела.

Франкфурт 2008

Отец Николай Шаховской, настоятель храма Великомученицы Варвары, совсем не знал, как выглядят снег и зима в России. Он побывал в Москве и Петербурге в качестве туриста восемь лет назад, жарким летом, когда кругом стояла страшная жара. Его ожидания подтвердились. Ему там не понравилось.

Он родился и вырос в Париже, мама рано умерла. Рос он с отцом, старым графом и настоятелем храма, в котором теперь служит он.

Когда в начале пятидесятых отец принял сан священника, и в городке М. открылась первая православная церковь, Коля Шаховской ходил ещё в школу.

Церковь строилась тогда на энтузиазме оставшихся во Франции после войны русских пленных, беглых казаков, украинцев и оставшихся ещё с революции эмигрантов. Городок был небольшой, и участки земли рядом с церковью на северных склонах гор начали покупать только в последние несколько лет.

Церковь стояла в стороне от города на пустынном склоне, заросшим кустами роз. Отец Николай огляделся, вытащил из-под аналоя ржавый замок и пошёл к двери. У двери повернул выключатель сигнализации, активировал её и вышел на залитую солнцем тропинку.

Обернулся, осенил себя крестом и зашагал широкими шагами прочь.

Взгляд его упирался в домики красного кирпича, появившиеся здесь лет десять-пятнадцать назад.

Отец Николай скользнул глазами по разросшимся колючим кустам, заполонившим ограду храма, и подошёл к машине.

«Надо бы приказать Лужину, чтобы постригли», — сказал он сам себе и знал, что опять забудет.

Он закрыл ворота на ржавый замок, потом ловко, как фокусник, одним движением сбросил с себя подрясник, сложил и убрал его в целлофановый пакет, а из пакета вытащил ключ. Большой серебряный крест убрал в нагрудный карман. Через секунду он сидел уже с соломенной шляпой на голове в своём «Ситроене» цвета старого бургундского.

Он ехал задумавшись. Навстречу попалось всего две или три легковых машины и штук пять тракторов.

Крестьяне поднимали в приветствии руку, тогда настоятель храма в ответ отрывал ладонь от руля и приподнимал шляпу.

Наконец показалась его улица. Отец Николай вышел из машины, быстро прошёл на другую теневую сторону и вошёл в квартиру. Из-за дверей пахло обедом.

— Bonjour, — крикнула Мишель из кухни.

Он ответил, прошёл к себе, снял шляпу, сел и отдышался.

В последнее время потихоньку стало сдавать сердце. Шаховской сидел на стуле и не двигался, глядел в окно.

Из окна прохожим был виден его бледный профиль. Лицом отец Николай в старости очень напоминал Ленина. Такая же бородка, огромная лысина, большой лоб, маленькие щёлочки глаз. Он не выговаривал «р» и любил порассуждать о политике. Только роста был Шаховской много выше среднего.

Посидев так пять минут, он достал из пакета подрясник с заботливо вышитыми Мишель золотыми буквами «О. Н.» на внутренней стороне. Буквы означали «отец Николай». Подрясник убрал в шкаф, крест — в ящик стола. Переоделся.

— Я схожу к булочнику, — сказал он жене по-французски, — куплю твои любимые пирожные.

Жена пропела в ответ «оревуар» на высокой ноте, и входная дверь хлопнула.

Шаховской медленно шёл в своей соломенной летней шляпе по теневой стороне улицы, стараясь избегать солнца. Он всё думал об этой странной женщине, Марии Чудаковой, жене художника с шестью детьми. Она постоянно терзала его своими просьбами, просила открыть для своих детей приходскую школу.

— Вы должны открыть школу, батюшка. Окормлять кому-то приход надо.

Кому он обязан? Им? Этим непонятно откуда свалившимся сюда людям из города Вологды? Да, знает ли она, что говорит с человеком дворянского происхождения? И он сам, и отец, и дед, и прадед его носили титул графа. Хотя сейчас это не играет такой роли, как прежде.

— Что же вы хотите от старого священника, голубушка? Я болен, один я не в состоянии заменить школу.

— Вы не заменяйте. Вы уроки Закона Божия читайте. Дайте урок детям. Дети придут, вот и хорошо. Я вам помогать стану, сама-то я не могу учить. Талантами Господь не сподобил.

Эти просьбы ставили отца Николая в тупик. Зубной врач Чудаков помогал в оформлении храма, очень неплохой художник, а врач ещё лучше. Золотые руки. В приходе людей немного. Просто так выгнать Чудакову с её мужем и детьми было бы глупостью.

— Да, но право, я не знаю… не знаю. Позвольте подумать, а сейчас поспешу откланяться, — и направлялся к выходу.

Обычно после службы в храме никого не остаётся. Чудакова стояла одна, молилась подолгу и после двенадцати. Приходилось просить её покинуть помещение.

— У людей после окончания службы, в том числе и у вашего пастыря, могут быть свои дела, голубушка.

— С церковно-приходской школой-то что, батюшка?

— В другой раз, в другой раз.

Чудакова со всей своей огромной семьёй раз в год отправлялась в Россию к священнику Анатолию Гармаеву. Этот Гармаев вёл семинары для православных семей. Чудакова рассказывала Шаховскому о методах Гармаева.

— Батюшка отец Анатолий читал нам на семинаре два раза текст из Послания апостола. Потом говорит: «Напишите, как вы текст поняли своими словами». Мы, значит, пишем, записочки-то сдаём. А потом на другой день слушаем. Кто, что услышал и понял.

— Ну-с, и что же вы там такое услышали?

На лице у Шаховского играет улыбка.

— Сознание в нас мирское, всё, что апостол ни скажет, перевираем. Некоторые там от себя такого понаписали. Очень хороший семинар, вам бы его посетить, батюшка. А?

— Ну, мне уже, наверное, поздно. Однако, странный у вас там священник. Я посмотрю о нём в интернете.

Шаховской поглядел и убедился, что этот Гармаев человек странный и даже опасный, многие и в России о нём такого мнения.

Наполнялась церковь Варвары разве что на Пасху. Тогда госпожа Дюваль и староста Борис Петрович Лужин украшают церковь на праздник: алтарные иконы и Царские Врата облепляли гирляндами из чайных роз. Розы росли без числа возле храма.