Георгий Турьянский - MOSKVA–ФРАНКФУРТ–MOSKVA [Сборник рассказов 1996–2011]

— Кому он нужен, кабриолет? — ни к кому не обращаясь, говорит стюардесса.

Типичная русская дилемма из разряда вечных вопросов: «Нет денег, никто не виноват и ничего не хочется делать».

Джек говорит, у кабриолета усиленный кузов, который повышает расход бензина, — рассказывает мне стюардесса Скворцова.

— Твоя эта подруга — кабриолет мне всегда не нравилась, — отвечаю я.

— Как ты можешь так говорить о моей лучшей подруге? Тебе все они не нравятся. Может, тебе и я не нравлюсь?

— Видите, как умная женщина поворачивает разговор. Высший пилотаж.

— Нет, ты другое дело. Просто, подруга твоя вроде подростка. Хочет всего сразу. Не знает последовательности действий, что после чего надо делать. Но у тебя и возможности другие. Ты же стюардесса, как принцесса, как весь гражданский флот… И муж всегда на подхвате.

— Ах, ты бы знал, как нам хлеб достаётся.

Вздыхает, смотрит на покрытые маникюром ногти. Наверное, Резник на моём месте тоже бы вздохнул и посмотрел в пол. Но у меня нет сочувствия к лётчикам и стюардессам. Я знаю, что потом и кровью хлеб достаётся menu peuple [8] menu peuple (фр.) «люди низшей категории», тоже, что pied-noir. , низшей касте, а не им. Мне мой хлеб тоже легче вырвать у судьбы из цепких лап, нежели какому-нибудь механику или грузчику, «маленькому синему человечку» [9] Маленький синий человечек — рабочая одежда грузчика, его комбинезон, имеет синий цвет. .

— Вот, посмотри, — говорю я, — хотя бы на разницу в столовых. Вы, летающая публика, почему-то не спешите в «Грязную ложку», а идёте в этот ваш «Голубой салон». А грузчик? У него и карточки нету, чтобы даже зайти в «Салон». Вы же считаете себя высшей кастой.

— Ха, а сам тоже сидишь с нами, весь в «Голубом сале» или нет?

— Это правда, лет уже пять я в «Ложке» не был. Не хочу туда даже заглядывать. В «Голубом салоне», столовой для лётного персонала, кассирша не просто тебе улыбается и порцию кладёт в три раза больше нормальной. Там, если денег нет, накормят в кредит. «Заплатите после, молодой человек. — У меня и после нету, конец месяца. Вас завтра устроит? — Устроит и послезавтра, приятного аппетита».

— Где вы такое ещё видели? Коммунизм в отдельно взятой столовой.

— Исключительно в «Салон» хожу, потому что, привыкнув раз к хорошему отношению, не переношу хамства общественного питания «Грязной ложки».

Но и Леночка не лыком шита.

— А ты знаешь, как мы на борту питаемся?

— Догадываюсь. Доедаете за пассажирами. Порции несчастным людям не докладываете. А они не требуют долива пива после отстоя пены.

— Тебе смешно. А если дальний маршрут, восемь часов или больше? Пилоты себе всегда берут еду только из первого класса. Первым делом, ещё до взлёта, у них меню в руках. Только всё самое лучшее, чтобы на подносе. И чашки из фарфора. Он там в своей кабине. Вроде, падишах. Если козёл какой-то попадётся, так туда-сюда загоняет. То ему принеси, это дай. Кофе с сахаром, чай на блюдечке, конфеточки-салфеточки, газетку свежую, пожалуйста, только с кроссвордом… А нам, в зависимости, кто, где стоит, и кому что достанется, остатки. Номера в гостинице у пилотов в два раза больше наших. И ведь, главное дело, мы работаем, а он взлетел и сидит там, как пришитый, штаны протирает.

— Вам полагаются кости с барского стола, — я киваю головой. — Но вы же тоже заказываете себе в полёт еду, кто захочет?

— Ты знаешь, сколько стоит одна наша порция? Шесть-восемь евро в среднем.

Мы молчим. Всё равно мне их не жалко. Плебейская кухня. Я себе представляю, как они там в воздухе эти порции делят. Особенно те, которые из алюминиевых коробочек трескают, а старший бортпроводник рядом бизнесс-ланч уплетает. Для них же это имеет принципиальное значение. Если тарелка не того размера — потеря статуса в глазах окружающих.

— Весело у вас, должно быть.

— Да уж, не соскучишься.

— Как там твой муж?

— Ничего. Сидит ночами. И на работе чертежи, и дома чертежи. Деваться от них некуда. Придёт с работы и в подвал, на станке чего-то там точит.

— Вот это новость! Неужели наши механики ночью дома с чертежами самолётов сидят? Он так работой завален, ему дня не хватает?

— Какие самолёты? Скажешь тоже! Он себе грузовик собирает по чертежам. «Форд» двадцатых годов. И на работе только им и занят. Всех гоняет на склад ему детали искать. Самолёты молодые ребята чинят, он же у них там старший.

— А-а, как я сразу не понял.

— Таким образом, разделение на классы универсально, оно всегда и везде с нами, в воздухе и на земле, в столовой и в мастерской. Маркс сделал бы из нашей беседы далеко идущий вывод.

Зеленые глаза Леночки горят злым огнем, ягуар может сожрать подвернувшегося под лапу кролика. У меня есть интерпретация этого нездорового блеска глаз.

— Ты переживаешь, что ему «Форд» больше тебя нужен?

Глаза сужаются. Кошка. Сейчас исцарапает мне лицо. Даже турки на соседнем сиденье перестают смеяться.

— Если муж убегает от жены в подвал, есть одно верное средство его оттуда достать.

— Какое?

— Кажется, глаза потихоньку встают на своё место. Сегодня такой опасный день у меня.

— Детей у вас пока не завелось?

— Я не доктор, но сеанс психологической помощи для одиноких сердец могу провести. На меня смотрят всё с возрастающим интересом с соседних сидений грузчики. Здорово стюардессу развлекает.

— Если нет, то сейчас самое время их заводить.

— Знаешь, что я в тебе ценю? — улыбается радостно Леночка.

— Что я прямой и честный, как Чапаев?

— Это тоже. Что с тобой я обо всём могу говорить. Даже всякие секреты тебе рассказываю. Ты и так про меня всё уже знаешь. Мы долго с Джеком над вопросом детей трудились, и, кажется, у него получилось. То есть, у нас. Только это пока секрет.

— Поздравляю. Будет у вас для малыша не коляска, а маленький «Форд» двадцатых годов.

— Дурак ты. Ладно, мне выходить, увидимся ещё.

Я зарабатываю поцелуй в щёку. Скворцова уже на перроне, а за ней катится её дорогой алюминиевый чемоданчик «Римова». И, кажется, он всегда был в её руке. «Восточный экспресс» устраивает ей бурные проводы. Сперва весь вагон напрягается: цокают языками, качают головами. Потом подмигивают мне. «Где ты ее подцепил, счастливчик»?

С Леночкой мы встречаемся не по расписанию, а внезапно. Почти всегда с погодой в это время какая-то неразбериха. Оно и понятно: когда на земле ураганы и снегопад или, не дай Бог, что-то выходит из строя, когда задержки и отмены рейсов, у лётных экипажей нет работы. В столовой-кафетерии «Голубой салон» всегда ясная и безоблачная погода.

— Вам побольше макарон или поменьше? Сыр пармезан лежит во-он в той тарелке. Возьмите, сколько посчитаете нужным.

— Спасибо.