Георгий Турьянский - MOSKVA–ФРАНКФУРТ–MOSKVA [Сборник рассказов 1996–2011]

— Точно! Я тебе напишу записку, чтобы ты позвонила, брошу в твой ящик.

— Я убегаю. Лена жмёт мне руку и машет вслед.

— Брось номер телефона мне в ящик, — кричит она. — Если, конечно, коляска не нужна!

Хорошо, — отвечаю я издали, и показываю большой палец для наглядности.

Бегу на работу, а в голове одна мысль: «Ведь не послушает меня. Ладно, всё у неё будет хорошо». Главное теперь, не забыть оставить номер телефона через «компани мэйл».

«Компани мэйл» — прекрасное изобретение, внутренняя служебная почта компании. Кажется, эту почту завели именно для тех, кто с неба сваливается на землю, как снег на голову. Кто не имеет семьи и изменяет супругу, но обставляет все свои похождения по схеме «шито-крыто». Я знаю одного гиганта половой жизни, которому дома устраивают допрос с пристрастием и который неизменно выходит из любого положения с незапятнанной репутацией. Презумпция невиновности.

Всё потому, что он пользуется исключительно конфиденциальной «компани мэйл». Бесплатно, никаких СМС и электронных писем. Они оставляют следы. Короткая записка и звонок по телефону. Всё спрятано в почту компании, адреса и явки, засохшая алая роза и номер в гостинице на обрывке листочка. Никто никогда не докажет его вину. Имейте это в виду, подозрительные жены и ревнивые мужья, чьи супруги выбрали лётную работу.

Обмен телефонами через «комэйл» прошел успешно. Мы даже созвонились один раз.

— Слушай, как ты думаешь. Что он за человек, мой Джек? — спрашивает она меня. — Мне важно знать твое мнение.

— Хороший человек… Надежный.

— Нет. Не то. Мне кажется, кроме работы и своего хобби его ничего не интересует.

— Лена, — говорю я, — ты, хотя и ласточка, но ласточка довольно взрослая и опытная. Джек тоже не школьник, он бывал во всяких передрягах. Много чего видел и испробовал. Он цельный, как кусок железа. Может быть, слегка холодный на ощупь… Но лучше Джека вряд ли бывают мужья.

В трубке молчание. Она что-то там опять просчитывает в своей хорошенькой голове, какие-то свои варианты. Можно быть уверенным, я в этих подсчетах тоже участвую. Как запасной аэродром, под своим номером… Трудно сказать, под каким. Наверное, что-нибудь вроде запасного аэродрома номер триста двадцать два.

Через два дня календарь показывал обычную чёрную дату на календаре, 3 февраля. А между тем такие дни у нас остаются надолго в памяти. Это когда весь день, словно сговорившись, погода, техники, диспетчеры и наземный обслуживающий персонал делают всё невпопад. Мешают друг другу, люди кричат и ругаются, с неба поливает снежная мука. Самолёты вязнут в пене антиобледенителя, лётчики обрывают телефоны, электрика выходит из строя, а мы орём в ответ в трубки телефонов до хрипоты. По летному полю снуют белые двухголовые «слоны». «Слон» — вполне официальное название автомобиля с оператором и водителем. В нужный момент кабина водителя раздваивается, огромная мачта выдвигается, оператор включает пушку. Тогда из хобота «слона» по крыльям гуляет разноцветная жидкость против обледенения. Когда подойдет долгожданный «слон», сказать трудно. По радио идет сплошная перебранка. Весь график полетов летит к чертовой бабушке.

Наш шеф сидит в огромном операционном зале со множеством компьютеров и уныло глядит на свой монитор. Наш шеф, огромный и толстый пятидесятилетний человек в дорогом костюме «Хуго Босс», не смыслит ничего в нашей работе. Его перебросили сюда из отдела, ведавшего снабжением фирмы запчастями. Он свой человек для того человека, который поставлен над ним. Естественно, никто никогда его ни о чём не спрашивает. Всем известно, что с утра до вечера шеф пишет кому-то письма, звонит жене и детям по телефону, а остаток рабочего дня играет с компьютером в простенькие игры, не требующие большого напряжения ума. Его предшественник за такую же примерно деятельность был атакован сотрудниками отдела, желавшими улучшить условия их работы. Результатом оказалась тотальная реорганизация с увольнениями и урезаниями зарплаты. Именно тогда я и получил своё место в отделе. В хаосе тех дней я подал заявление о приёме на работу и был моментально зачислен в штат как новичок, ничего не смыслящий в специфике отдела и, следовательно, неопасный.

— Слушай, замени меня на полчасика у приёмника, — просит меня сосед. — Я хоть на свежий воздух выйду.

Я только что вошел. На мне мокрая куртка, с меня течет липкая вонючая жидкость, как с самолета. На летном поле я пытался внести элементы порядка и организации в хаос «тяжелого операционного управления». Такой существует специальный термин. Мы подменяем друг друга, когда невмоготу. Иначе не продержишься. Стягиваю куртку, сажусь.

Эфир забит голосами, но у нас своя частота. Это частота станции Франкфурт. Так называемая «компани фриквенси» [12] «Компани фриквенси» англ. «company frequency» радиочастота, на которой пилот может связаться с наземным представителем своей авиакомпании или «станцией». . Мы диспетчеры наземных служб.

В спокойный день радиопереговоры иногда носят шутливый характер. Упражнение в остроумии. Во время чемпионатов по футболу летающая публика хочет знать последние результаты матчей. Во время аврала иначе. Пробиться к нам можно по одному. Для остальных — занято.

— Франкфурт, Франкфурт. Это «Фокстрот Чарли» [13] «Фокстрот Чарли» или «Фокс Чарли» — в переговорах со станцией пилоты используют в качестве позывного последние две буквы регистрационного номера своего самолёта в английской аббревиатуре. «Фокстрот» — буква «F», «Чарли» — буква «C». Для переговоров с авиадиспетчерами используются другие позывные. , как слышите меня?

Голос волнуется. Второй пилот?

— «Фокстрот Чарли», Франкфурт на связи. Говорите, «Фокс Чарли».

— У нас «Эмёрдженси», нам нужна машина скорой помощи, мы сядем у вас через полчаса.

Вообще-то «Эмёрдженси» за полчаса до посадки — не совсем по нашей части. Когда повреждено шасси или птица разбивает лобовое стекло, пилот на связи по радио непосредственно с диспетчерами аэропорта.

«Эмёрдженси» — это аварийная ситуация в воздухе. С угрозой для жизни людей или без и с разными уровнями опасности. Тогда аэропорт закрывается для всех рейсов, из ангаров выползают пожарные мастодонты и рассредоточиваются вдоль посадочной полосы. Но раз он сюда пробился, что-то ему от нас нужно. Отвечать следует спокойно, без нервов.

— Что у вас на борту, «Фокс Чарли»?

— У нас сердечный приступ. Пожилой мужчина, делаем массаж сердца.

— Ах, понятно, «Фокс Чарли». У вас не «Эмёрдженси», а «Медикл». Где сидит пассажир?

— Он не сидит, а лежит на полу! Вы там в своём уме?

— Я спрашиваю, куда подавать машину, к задней двери или к передней?