Георгий Турьянский - MOSKVA–ФРАНКФУРТ–MOSKVA [Сборник рассказов 1996–2011]

— Скажите, вот в моём паспорте серии нет? Что мне написать?

— Напиши три нуля, — советует почтальонша.

— Напиши им три раза слово из трёх букв, — советует очередь.

Я ставлю прочерк, потому что я стреляный воробей. В конце требуется подпись. Это я понимаю. Подписываться в Москве надо много раз, ведь подпись и подделать можно. С каждой новой подписью вероятность подделки предыдущей уменьшается… Но от меня требуется подпись того лица, у которого я проживаю. То есть, подпись моей мамы. Эх, незадача. Мамы рядом нет, и паспорта её я не взял. Надо звать её на помощь.

— Я подожду здесь, — объясняю свою заминку почтальонше, — забыл маму с собой захватить. Я ей уже на мобильный позвонил. Она подойдёт.

— Вы что, с Луны свалились, молодой человек? — строго говорит почтальонша.

— Нет. Из Франкфурта.

— За неё распишитесь, и дело с концом.

Я объясняю, что нельзя подделывать документ, на то он и документ, а если все начнут подделывать?

— Если все начнут подделывать, то нам работать легче с населением. Сидишь, за всяких расписываешься, а ну, пишите, давайте. Вы на часы поглядите. Люди вас ждут!

— Я и в очереди не стою давно! Какие люди? Смотрите, кроме меня нет никого на почте.

— А я, не человек?

«Это проверка, — мелькает в голове, — бьёт на жалость. Ничего, нас не запугаешь, вот мама придёт, она вам покажет».

Афродита местного отделения связи приближает рот к окошку-амбразуре:

— У меня рабочий день кончается, сколько вы собралися ждать? А если вообще никто не придёт, мне вас запереть тут на ключ??

Это, разумеется, методы психологического воздействия: крики, «запереть на ключ». Почтальонша не меньше как в звании майора. Всё с целью вырвать у меня поддельную подпись.

«Спокойно, — говорю я себе, — не поддаваться на провокации. Мы, хотя и дома, но одновременно как бы на временно оккупированной территории, главное проявлять выдержку».

Движимый своего рода толстовством, не противлюсь словесному насилию над личностью. Если почтальонша — Афродита, стану в согласии с мифологией ручным хищником. Наконец появляется мама. Она расписывается, где надо. Почтовый майор копирует наши паспорта, штемпелюет многократно свежеснятые копии отточенными ударами, весы для взвешивания разного рода отправлений дрожат. Нас с мамой посылают за угол.

— Выйдете и налево! И сразу за угол! Да поживей!

Конечно, у отвыкшего от подобных обращений человека может возникнуть лёгкое недомогание. Не каждый день вас приглашают за угол. Как известно из истории самой России, да и в иных недемократических странах, за углом всегда пристреливали. Я успел отвыкнуть. Переборов в себе плохие предчувствия, бреду за угол.

Мама даже не подозревает, что нас там ждёт! Она что-то мне рассказывает совсем легковесное, не отвечающее драматизму момента. Кажется, про выпускной вечер в её школе. Поскольку мама у меня — учительница. Вся моя жизнь — сплошная ходьба налево, за таинственный угол.

За углом нас ничего и никто не ждёт. Я перевожу дух. Мы возвращаемся к почте. Пробуем пройти справа. Опять такой же результат. Никого и ничего. Идём по второму кругу и находим. За углом есть потайная дверь. Там прячутся другие наши почтальоны, которые проверяют приезжих иностранцев на отсутствие злого умысла по отношению к российскому государству.

За потайной дверью в полуподвале, в комнате с решётками на окнах из угла в угол ходят два человека и кидают что-то тяжёлое, а ещё там командует тётенька в очках и в чине не меньше полковника.

— Клади штабелем! — кричит почтальонша-полковник людям в робах синего цвета с надписью «Почта России» во всю спину. — Делаем проход свободный! Механика — проще некуда!

Мы аккуратно заходим в комнату с решётками на окнах, как в медицинский кабинет, на цыпочках, показываем копии квитанций, выданные майором.

— Вы откуда? — сверлит меня полковник взглядом.

— Мы сверху, — говорю я.

— Сверху?

— Из-за угла мы, с почты нас к вам направили, — объясняет мама. — Сын в гости приехал на недельку из Германии, жить у меня хочет. Надо регистрацию сделать.

Полковник роется где-то у себя в столе.

— Вот вам конверты. Механика простая. Садимся так: мама — ты тут, а сын — ты тут. Объясняю один раз и повторять не буду. Ручку берём. Возьмите, вон болтается на верёвке, привязанная, — полковник показывает пальцем на стол. — Письма пишем на имя начальника центрального ОВИРа. Письма заказные. Указываем содержимое. Пишем в двух экземплярах. В те конверты — три заштемпелеванные копии, цена двести пятьдесят за конверт. Оплата у меня. И не теряем эти квитки. Носим их при себе до убытия.

Тут почтальонша-полковник обернулась и закричала на «Почту России»: «Нет, ты погляди только на него. Тебе ж сказали, проход свободный! Я эту конюшню разгребать стану?»

— Скажите, нельзя ли послать вот эту небольшую бандероль в Волгоград? — я отрываю полковника от дел и показываю захваченную с собой коробочку.

— Содержимое?

— Автомобильное зеркало.

Коробка проходит испытание на деформацию в разных плоскостях.

— Не советую, — отдаёт мне со вздохом посылку работница почты.

— Меня друг попросил, понимаете.

— Иди сюда, — полковник кивает глазами из-под очков на «Почту России». — Механика простая. Видишь, как они работают. Твоё зеркало мы разобъём ещё в Москве, в нашем же отделении.

— Спасибо, вы очень предупредительны.

Мы сделали, как нам и объяснили и довольно быстро, с третьей попытки, сдали конверты.

Новая процедура регистрации на почте мне понравилась. Было что-то живое и небюрократическое во всём этом действе, словно бы вам говорили: «Вот посмотрите, как мы живём! Так у нас работает почта».

Визовые и регистрационные обряды для иностранцев в России ничего не меняют в существе дела. Столица живёт по-западному, имея, правда, абсолютно восточного по образу мысли правителя. Властям нравится думать, что ситуация под контролем, дескать, не всё вам, котам, масленица. Такая уж тут сложилась древняя традиция — в бочку с мёдом подкладывать чуточку дёгтя, каждый продовольственный заказ к юрьеву дню снабжать отвратительным суповым набором.

Мы пошли домой, в кармане лежал мой паспорт и выданные на почте квитанции. Я успокоился, потому что во всех делах должен быть порядок, или, как говорили друг другу некоторые панфиловцы в минуты отдыха между боями: «Ordnung muss sein» [15] Ordnung muss sein — (нем.) «Должен быть порядок», вернее, используя правильный немецкий порядок слов, «Порядок должен быть». . Мама рассказывала, что на выпускной вечер в частной школе, где она преподаёт русский язык, родители учеников собирали по нескольку тысяч евро за каждого выпускника.

— Счастье, — говорила мама, — что ты вовремя окончил учёбу здесь.