Георгий Турьянский - MOSKVA–ФРАНКФУРТ–MOSKVA [Сборник рассказов 1996–2011]

Он отдавал себе отчёт в том, что, заглушив моторы, из-за проклятого мороза они скорее всего не смогут запустить их вновь. Но и дальше двигаться не представлялось возможным. Из-за метели они, похоже, заблудились. Линии фронта не было вообще.

Офицер сложил карту и убрал её в нагрудный карман. Открыл крышку карманных часов, поглядел на циферблат. Четыре часа, скоро наступят вечерние сумерки.

— Как поздно!

Серебряная крышка захлопнулась. Надпись на крышке часов гласила: «Au combattant blanc de son oiselet» [16] Au combattant blanc de son oiselet — (фр.) белому воину от его птички. .

Офицер задумался на долю секунды. Его грызли сомнения, но, чтобы подбодрить солдат, он весело добавил:

— Фюрер ставит перед нами невероятные задачи. Однако же неразрешимых задач не бывает. Поглядите на карту, — он снова развернул бумагу, — Мы уже у самой Москвы.

Потом небольшой отряд двинулся в путь. Молодой офицер с бледным лицом и тонкими чертами лица вспоминал Париж июня 1940–го года, лёгкую войну с французами и его бурный, сладкий, как вино, настоящий предвоенный роман со смуглой дикаркой Сесиль. Она была мулатка из Южной Америки, плохо говорила по-французски, а он не знал её наречия. Она танцевала в кабаре, ему оставалось лишь смотреть и восхищаться. Такое чудо природы встречается один раз в жизни. Суждено ли им будет увидеться вновь, или она пропала для него навсегда? Он никогда не забудет мускусный запах её пота и бисеринки пота на верхней губе, он поклялся себе искать Сесиль, если вырвется отсюда. Как бы то ни было, серебряное воспоминание о ней он теперь носил в левом верхнем кармане куртки.

Ветер нещадно бил в лицо и ослеплял идущих. Ему вдруг показалось, будто бы Сесиль летит к нему в образе бабочки-махаона. Он принялся рассматривать побелевшие от мороза пальцы, по которым, медленно перебирая лапками, ползёт махаон.

Бабочка вздрагивала крылышками, поднимала их кверху. Но самое удивительное состояло в другом. При помощи этих двух бархатных кусочков бабочка умела летать!

Командир группы танкистов понял, что начинает сходить с ума. Если этот бред не прекратить, конец наступит всем. Он запретил себе открывать часы и заставил мозг направить мысли в иную сторону, буквально вгоняя себе в голову, что Любовь и Красота есть абстрактные понятия. Как абстрактные понятия они существуют на войне внутри нас и помогают тем самым выживать и бороться в ледяной пустыне, коей является Россия.

От успокоился, и бабочка исчезла.

Франкфурт 2008

(Описываемые место и время событий: Москва середина 90–х)

Мама в шутку говорила Косте, что он похож на актера Игоря Костолевского. Красивый и спокойный. В Екатеринбурге в их кругу баптистов от правильных девчонок отбоя бы не было. А он равнодушно на них взирал, даже мама стала волноваться. Поехал учиться в Москву. Отец только рукой махнул. Чего, мол, его держать?

В общежитии Технологического института у Цыганкова имелась своя комната. Не целая комната, а только одна кровать в «трёшке», в комнате на трёх человек.

Соседей звали Сергей Кондратенко и Резо Георгадзе.

Кондратенко был родом из башкирского села рядом с Уфой. На лице Кондратенко одновременно читалось восточное коварство и русская простота. Разрез его глаз будто специально был сконструирован для потайного изучения человека.

Резо из Кутаиси представлял собой типичный вид окультуренного кавказца. Торговец. Умный взгляд, нос с горбинкой, редеющая шевелюра. Мягкий с друзьями, непримиримый к врагам.

В комнате по числу жильцов стояли три койки, три тумбочки, стол со стульями. Единственный исцарапанный и разбитый шкаф без дверцы, лампа под газетным абажуром.

— Опять двадцать пять, — сокрушался Резо. — Менты достали. В Америку бы. Как идиот теряю время.

Такие разговоры повторялись часто. Америка была для Резо землёй обетованной. Георгадзе покупал белые нижние майки в универмагах столицы и отвозил товар одному армянину. Армянин срезал ненужные бирки и вставлял свои, нужные, изготовленные на дому. Напоследок армянин украшал продукцию небольшой чёрной припиской Hollywood. Это слово или похожее он видел где-то. На рынке модернизированные майки шли по тройной цене.

— У американцев же полиция, армия. Если в Америке нелегально оставаться, вышлют назад или посадят, — подал голос Костик.

— Костя, — терпеливо начал разъяснительную работу Резо. — Въезжаешь по гостевой и не выезжаешь. Находишь себе бабу, делаешь ей ребёнка. Рожденный на территории США считается автоматически американцем. Ты отец ребёнка… Вернее, я. И никакая армия с полицией меня уже не выгонит. Понял?

— Кончай болтать, чего не знаешь, — среагировал Кондратенко.

— У меня там родственники, — спокойно отозвался Резо. — Брат там остался.

Цыганков почесал голову. Кондратенко щурил один глаз, готовясь к атаке.

— Желаешь из грязи — в князи. А я говорю, говно, твоя Америка. Наркотики, негры. Один ядерный удар по ней, — рубанул рукой воздух Кондратенко, — и всем хана.

В своё время он служил в частях ПВО и имел познания в военных вопросах.

— Каким «всем»? Наркотики и негры и на нашем рынке есть, — пожал плечами торговец майками.

— Я б… их… на куски, — не сдавался военный специалист, но говорил он уже вяло, без угрозы. Внезапно его настроение поменялось.

— Сегодня кто у нас подметает и моет пол? — спросил он, будто вспомнил о чём-то важном.

Резо хмыкнул и кивнул на Костика:

— Рядовой Константин.

Костя безропотно взялся за швабру. Его характер был мягкий и застенчивый. Будто бы и не мужской.

Утром Резо уходил на работу. Когда он успевал учиться и сдавать экзамены, оставалось загадкой. Быть может, он их и не сдавал уже. На рынке у него имелся свой лоток. За лотком один продавец, которого Георгадзе постоянно грозился уволить, но по неведомым причинам не увольнял.

Кондратенко на работу и в институт почти не ходил, жил на родительские деньги. Ближе к сессии начинал читать учебники. Зато потом он часто появлялся в своём учебном заведении. Пересдавал экзамены. Его мозг обладал странной способностью запоминать огромные куски из прочитанных книг, он мог воспроизвести по памяти целые страницы. Для переэкзаменовки — очень ценное качество. Правда, после память его отключалась на несколько месяцев, а светившиеся огоньки знаний гасли. Единственное что задерживалось, стихи. Он без видимых усилий мог процитировать тома поэтов серебряного века.

Катя с первого же взгляда поразила Костю прямо в сердце своей лёгкостью и разговором. Познакомились они тоже не в совсем обычном месте. Костя зашёл в зоопарк просто потому, что никогда раньше в зоопарках не бывал. А на «Баррикадной» он тоже оказался случайно. Шёл пешком, ожидая возможности сесть в первое попавшееся по дороге метро. Метро всё не попадалось. Зато на пути попался зоопарк. Костя пошёл туда, повинуясь детскому влечению.