Тейлор Рейд - Настоящая любовь

– Нет.

– Он вернет тебя, – говорит Джесс. Он говорит с такой уверенностью, что я вынуждена признать, насколько сама я не уверена.

Я подставила под удар свои отношения с Сэмом для того, чтобы понять, осталось ли что-то между мной и Джессом. В тот момент я понимала, что делаю. Я не прикидываюсь, что не понимала.

Но сейчас я знаю, чего хочу. Я хочу быть с Сэмом. И я боюсь, что потеряла его потому, что не поняла этого раньше.

– Ну, если он не возьмет тебя обратно… – говорит Джесс, как раз в тот момент, когда понимает, что должен перейти в третий ряд. Он не договаривает, лишь внимательно смотрит на дорогу. На какое-то мгновение мне кажется, что он скажет, что если Сэм не женится на мне, он заберет меня обратно.

Я с удивлением думаю о том, как это было бы странно и неправильно.

Потому что я не выбирала между Сэмом и Джессом. Не выбирала одного или другого. Хотя временами мне казалось, что это было именно так.

Я хотела понять, есть ли все еще что-нибудь между мной и Джессом или нет.

Я знаю это, как и то, что воровать грешно и что мама врет, говоря, что любит мятный джулеп [18]моего отца, знаю, что все, что произошло между Джессом и мной, произошло оттого, что это Джесс и я. А не оттого, что все дожидались удобного момента.

Между нами все кончено, потому что мы больше не подходим друг другу.

Если Сэм не захочет, чтобы после того, что случилось, я вернулась домой, Джесс позвонит, чтобы убедиться, что со мной все нормально, и пришлет открытку из солнечных краев. И мы оба знаем, что я не могу вернуться к нему. И мы оба знаем, что я этого не сделаю. И мы примиримся с этим.

Потому что должны.

Мы провели три дня в Мэне.

Где воссоединились и разбили себе сердца.

И разделились на две половинки.

– Прости, – говорит Джесс, проехав развязку, теперь он снова может сконцентрироваться на разговоре. – На чем я остановился? О да. Если Сэм не захочет вернуть тебя, я лично надеру ему задницу.

При мысли о том, что Джесс надирает Сэму задницу, я смеюсь. Это кажется полнейшей чушью. Возможно, Джесс мог бы секунды три продержаться и поколотить Сэма. Это было бы похоже на те боксерские поединки, когда один малый мгновенно наносит удар, а бедный неудачник так и не понимает, что сразило его.

Сэм, мой Сэм, мой обожаемый, милый Сэм – влюбленный, а не боец, и мне нравится это в нем.

– Я серьезно, – говорит Джесс. – Это ненормальная ситуация. Если он не может этого понять, я лично позабочусь о том, чтобы ему пришлось несладко.

– О! – восклицаю я, подшучивая над ним. – Нет, не делай этого! Я люблю его!

Я не вкладываю в свое высказывание глубокого смысла, несмотря на то, как глубоко переживаю. Но не важно, как я говорю, произнеся эти слова в данных обстоятельствах, я испытываю неловкость.

Я вижу, как Джесс, прежде чем продолжить разговор, с трудом сглатывает.

– Рад за тебя, – говорит Джесс. – Правда.

– Спасибо тебе, – говорю я, успокоенная его великодушием. Не думаю, что сейчас он говорит искренне. Но он, на самом деле, очень старается, чем вызывает у меня глубокое уважение.

– И на этом мы закончим разговор о нем, – говорит Джесс. – Потому что иначе мне станет плохо.

– Довольно честно, – говорю я, кивая. – С удовольствием сменю тему.

– До дома уже недалеко, – говорит он. – Мы почти в Тьюксбери.

– Может быть, поиграем в слова или во что-нибудь еще?

Джесс смеется.

– Да, давай, – говорит он. – Я загадал… что-то… голубое.

Возможно, любовные отношения должны заканчиваться слезами или стонами. Возможно, они должны завершаться словами, которых двое никогда не говорили друг другу, или оскорблениями.

Не знаю.

Уверена только, что закончился один роман в моей жизни.

Вот этот.

И он заканчивается милой игрой в слова.

Мы что-то загадываем и отгадываем, заставляя друг друга смеяться.

И когда Джесс заезжает на парковку перед входом в «Blair Books», я понимаю, что осталась всего одна секунда до того, как пистолет коснется моего уха.

– Я люблю тебя, – говорю я. – Я всегда любила тебя. И всегда буду любить тебя.

– Я знаю, – говорит он. – Я чувствую то же самое. Живи той жизнью, которую ты создала для себя.

Я целую его на прощание, как целуют друзей на Новый год. Собрав вещи, я кладу руку на ручку машины, еще не готовая потянуть за нее.

– Ты был восхитительным возлюбленным, – говорю я. – Такое счастье было любить тебя и быть любимой тобой.

– Что же, это было самое легкое из того, что я когда-либо делал, – говорит он.

Я улыбаюсь Джессу, а потом вздыхаю, готовя себя к пронизывающей боли расставания.

– Обещай мне, что будешь заботиться о себе, – говорю я. – Что позвонишь мне, если будешь в чем-то нуждаться. Что ты… – Я не знаю точно, как сформулировать фразу, которая крутится у меня в голове. Он столько пережил, а я хочу, чтобы он пообещал мне, всем нам, кто беспокоится о нем, что постарается пережить и это.

Джесс кивает и отмахивается.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. И обещаю.

– Хорошо, – говорю я, нежно улыбаясь, после чего открываю дверь. Я ставлю ногу на мостовую. Выхожу из машины и закрываю за собой дверь.

Джесс машет мне рукой, а потом дает задний ход. Я наблюдаю за тем, как он, развернувшись в три приема, выезжает с парковки. Приходит именно та боль, которую я ждала. Я машу рукой, когда он поворачивает налево и выезжает на шоссе.

А потом Джесс уезжает.

Я на секунду закрываю глаза, размышляя над тем, что только что случилось. Все кончено. Джесс жив, он вернулся домой, мы больше не муж и жена. Но потом, когда я снова открываю глаза, то понимаю, где я сейчас.

Мой книжный магазин.

Я разворачиваюсь и иду к двери.

Я иду к книгам, и своей семье, и к тому весеннему дню, когда солнце светит так, что кажется, будто оно будет светить для тебя вечно, а цветы будут благоухать круглый год. Я иду к тостам с вегетарианским чеддером, и цифровым фотографиям с котами, и к «Пианисту».

Я иду к Сэму.

Я иду домой.

И точно так же, как в тот день, когда мне прокололи уши, как только боль появилась и исчезла, я повзрослела.

Мама с папой оба в магазине. Еще не успев закрыть дверь и сказать им «привет», я слышу детский плач в дальнем углу.

– Девочки здесь? – спрашиваю я, одновременно приветствуя и крепко обнимая родителей.

– Они вместе с Мари в детском отделе, – говорит мама.

– Как дела? Как все прошло? – спрашивает папа.

Я пытаюсь ответить, но нужно так много объяснить, а я пока не готова вдаваться во все детали.

– Я скучала по Сэму, – говорю я. На самом деле, это, возможно, объясняет все. Лаконично и безболезненно.

Они с улыбкой переглядываются, как члены клуба, состоящего всего из двух человек, которые знали, что именно так и должно было случиться.

Я терпеть не могу, когда меня считают предсказуемой, особенно если это мои родители. Но больше всего я рада тому, что, видимо, приняла ряд правильных решений. Потому что, в конце концов, они – мои родители. А когда становишься достаточно взрослой, в конечном счете нормально признать, что они зачастую знают лучше.