Тейлор Рейд - Настоящая любовь

Мне важно, чтобы он узнал, что я совершила, самой посмотреть правде в глаза.

– Мы ездили в Мэн, вдвоем, – говорю я.

Дальше я не продолжаю, потому что в этом нет необходимости.

Сэм покачивает головой:

– Я ничего не хочу слышать об этом. Не хочу знать. Все в прошлом. Начиная с этого момента, все это больше не имеет значения.

Я киваю, отчаянно стараясь убедить его.

– Отныне и навсегда мне не нужен никто, кроме тебя, я не хочу ничего другого.

Закрыв глаза, он внимает мне.

– Ты будешь моей женой? – широко улыбаясь, спрашивает Сэм. Не знаю, чувствовала ли я себя более любимой, чем в этот момент, когда от одной мысли о том, что я могу выйти за него замуж, лицо мужчины озаряется такой необыкновенной радостью.

– Да, – говорю я. – Ей-богу, да.

Сэм наклоняется и целует меня, светясь от счастья. Наконец-то я плачу от радости. Это добрый знак. Я думаю, что наша любовь доказала свою зрелость, а не ослабла, столкнувшись с проблемами. Мне кажется, это предвещает нам счастье в будущем, счастье во всем, что нас ждет – свадьба, дети.

– О господи, я так боялся потерять тебя, – говорит Сэм. – Я мучился из-за того, что утратил самое прекрасное, что когда-либо происходило в моей жизни.

– Ты не потерял меня, – говорю я. – Я здесь, рядом с тобой.

Я целую его.

Мы сидим вдвоем, неуклюже облокотившись о консоль, вытянув шеи, при этом мне в колено упирается рычаг переключения передач. Мне хочется быть как можно ближе к нему. Сэм целует меня в висок, и я чувствую, как от его рубашки пахнет стиральным порошком.

– Поедем домой? – спрашиваю я.

Сэм улыбается. Это не та улыбка, на смену которой в любое мгновение могут прийти слезы.

– Конечно.

Я отстраняюсь от него, твердо усаживаясь на пассажирском месте, пока он дает задний ход и выезжает с парковки.

Телефон и бумажник остались в моей машине, как и сумка с вещами, которые я брала с собой на уик-энд. Но я не останавливаю его. Я не прошу его подождать минутку, пока я заберу их. Потому что они не нужны мне. Сейчас не нужны. Мне не нужно ничего, чего у меня нет в эту самую минуту.

Сэм правой рукой держит меня за левую руку. Он не отпускает ее всю дорогу, пока мы едем домой, за исключением двадцатисекундного промежутка, когда я наклоняюсь вперед и роюсь в бардачке в поисках его любимого диска Чарльза Мингуса, который был спрятан под приборной панелью. Я по-прежнему не переношу джаз, а он по-прежнему любит его. Важно это или нет, но мы с Сэмом остаемся друг для друга теми же, что были когда-то. Когда звучит музыка, Сэм, пораженный, смотрит на меня.

– Ты же ненавидишь Мингуса, – говорит он.

– Я люблю тебя, хотя…

Кажется, такого объяснения ему вполне достаточно, и он снова берет меня за руку. Между нами нет ни натянутости, ни напряженности. Мы спокойны просто потому, что рядом. Меня охватывает глубокое спокойствие, когда я смотрю, как на смену заснеженным улицам Эктона приходят улицы Конкорда, как вечнозеленые растения, окаймляющие шоссе и сопровождающие нас по Лексингтону и Белмонту, сменяются плиточными тротуарами и особняками в Кембридже. Мир представляется мне зеркалом, и то, что я вижу перед собой, в конечном счете идеально согласуется с тем, из чего соткана моя душа.

На этих улицах, с этим мужчиной я ощущаю себя самой собой.

Мы паркуемся и идем в свою квартиру. Я спряталась у него под мышкой, как щитом, прикрываясь его телом от холода.

Сэм поворачивает ключ в замочной скважине, и когда дверь хлопает у нас за спиной, создается впечатление, как будто мы заперлись от всего мира. Когда он целует меня все еще холодными губами, я чувствую, как они теплеют, когда я отвечаю ему.

– Привет, – улыбаясь, говорит он. В этом слове слышится все, что угодно, кроме приветствия.

– Привет, – говорю я в ответ.

Мне кажется, прежде я никогда не замечала, что наша квартира пахнет пряностями и свежестью, как зубная паста с корицей. Я замечаю обоих котов под пианино. Они чувствуют себя прекрасно. Сэм льнет ко мне, а я стою, прижавшись спиной к входной двери. Он гладит меня рукой по щеке, скользит пальцами по волосам, слегка задевая большим пальцем мое веко.

– Я боялся, что навеки потерял эти веснушки, – говорит он, глядя мне в глаза. Его взгляд утешает меня, я чувствую себя в безопасности. Неожиданно для себя я прислоняюсь головой к его руке и прижимаюсь к ней.

– Ты не потерял, – говорю я. – Я здесь. И я на все готова ради тебя. На все, до конца жизни.

– Я ничего не требую, – говорит Сэм. – Только тебя. Просто я хочу тебя.

Я скольжу рукой по его плечам, притягивая его ближе к себе. Тяжесть его прильнувшего ко мне тела одновременно возбуждает и успокаивает. До меня доносится аромат его помады для волос. Я ощущаю легкую щетину у него на щеках.

– Ты – моя любовь. Навеки. Я и ты.

Я ошибалась раньше, говоря, что нет ничего более романтичного, чем разрыв отношений.

Вот оно.

Нет ничего романтичнее этого. Обнимать того самого человека, которого, как тебе казалось, ты потеряла.

Я думаю, настоящая любовь – это значит любить безоговорочно. Любить всецело.

Может быть, если ты из тех, кто хочет отдать всю себя целиком, из тех, кто хочет любить всем сердцем, несмотря на то что по опыту знаешь, как может быть больно… тогда ты найдешь не одну настоящую любовь. Может быть, это тебе приз за храбрость.

Я – женщина, которая смеет полюбить еще раз.

Наконец, мне это нравится в себе.

Тяжело любить после того, как у тебя разбилось сердце. Это больно, это вынуждает тебя честно признаться себе в том, какая ты на самом деле. Ты должна приложить все силы и найти слова, чтобы определить свои чувства, потому что они не укладываются ни в одну готовую форму.

Но оно того стоит.

Ведь посмотри, что тебе снова предстоит испытать…

Настоящую любовь.

На своей второй свадьбе я одета в элегантное и нарядное платье бледно-лилового цвета. Оно выглядит как свадебное платье женщины, которая, прежде чем выйти замуж, жила полной жизнью. Платье указывает на сильную, гармоничную личность, принявшую прекрасное решение. Мари исполняет роль моей подружки. Ава, идя перед нами, несет цветы, Софи хранит наши кольца. Оливи произносит речь, от которой у половины присутствующих в зале текут слезы. Мы с Сэмом проводим медовый месяц в Монреале.

А потом, теплым летним вечером, через восемь месяцев и девять дней после того, как мы с Сэмом произнесли брачные обеты пред лицом наших друзей и родственников, я разговариваю с Оливи по телефону, закрывая «Blair Books».

Мари ушла раньше, чтобы забрать девочек у наших родителей. Все мы встречаемся за ужином в доме Мари и Майка. Майк поджаривает стейки, а Сэм пообещал Софи и Аве, что приготовит им сырные тосты.

Оливи рассказывает о своем малыше Пайпере, когда я слышу знакомый сигнал ожидающего вызова.