Дун Си - Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси [антология]

Ван Чэнь больше не мог лежать на месте. Он осторожно слез на пол. Глубоко спавшая Лу Сяобин дышала ровно и спокойно. Ван Чэнь подоткнул ей одеялко, свесившееся на пол, и отправился в тамбур покурить. За окном была непроглядная чернота, так что ни зги не видно. Глядя на свое отражение в оконном стекле, Ван Чэнь думал о нерадостных вещах, а именно о том, что в его интимной жизни возникла проблема. В Интернете он нашел источник, в котором сообщалось, что молодые супружеские пары старше двадцати лет занимаются сексом три-четыре раза в неделю, старше тридцати — дважды в неделю, а у тех, кому за пятьдесят, это число сокращается до одного раза. Ван Чэнь подумал: «У моего двадцатилетнего тела сексуальная жизнь пятидесятилетнего». Пока он был одинок, можно было мастурбировать, сейчас же, когда рядом лежала совершенно реальная женщина, это внезапно обернулось еще большей несправедливостью: он не только не получил нормальной, регулярной половой жизни, но утратил даже возможность самоудовлетворяться! В нем назревало возмущение, досада, как будто ему что-то задолжали, а выражать обиду лицом было все-таки неловко.

Это была недельная поездка в Шицзячжуан [67] Административный центр провинции Хэбэй. . Он терпел и не мастурбировал, копил силы до возвращения в Пекин. Не заниматься сексом было тяжелее, чем мяса не есть!

Домой он вернулся уже вечером. Ван Чэнь оголодал как волк, но голод сидел не в животе. Он обнял Лу Сяобин и принялся беспорядочно целовать на одном дыхании. Та заговорила с ним, однако даже не попытался поддержать разговор и всем телом неистово толкнул ее на кровать, даже покрывало снять не успел.

Это было похоже на то, как наконец-то изливаешь сдерживаемую много дней мочу. Вопреки ожиданиям, Ван Чэнь чувствовал себя прекрасно. Недолгая разлука рождает больше страсти, чем свадьба, — какие же, мать их, верные слова! Он получил удовлетворение, но так устал, что повалился навзничь, встать и поесть и то не было сил, и постепенно погружался в туман.

Откуда-то издалека раздался голос:

— Ван Чэнь, ты меня любишь?

Ван Чэнь широко раскрыл глаза, решив, что ему приснилось. Он с усилием вгляделся в источник света у изголовья кровати, пока неясное световое пятно перед ним не обрело четкую форму электрической лампочки, пришел в себя и повернул голову, чтобы посмотреть на Лу Сяобин. Выражение ее лица было не очень красивым. Он внезапно вспомнил, что купил ей солнцезащитные очки фирмы «Ray Ban», но забыл ей отдать. Он на цыпочках спустился с кровати, нашел в дорожной сумке очки и поспешно вручил Лу Сяобин. Однако та не выказала той радости, которую он себе представлял, даже не примерила, глянула на них мельком и отложила в сторону.

— Ван Чэнь, — сказала Лу Сяобин, — иногда мне кажется, что тебе от меня нужен только секс.

Ван Чэнь остолбенел, лицо его было исполнено недоумения: он не понимал, о чем она.

Сказать, что Лу Сяобин не «хотела» во время его отсутствия, было бы явной ложью. «Хотела» она страшно, «хотела» даже во сне и, проснувшись, долго не могла прийти в себя, а потом украдкой хихикала над собой, прикрыв лицо одеялом. В темноте ее лицо тут же покраснело, загорелось, как большая печеная лепешка. Однако, будучи все же интеллигентным человеком, даже потребности такого рода она заключала в рамки высококультурной благопристойности. К несчастью для Лу Сяобин, ей было совершенно негде излить нежность, накопившуюся к этому моменту. Красное вино не было выпито, диск с фильмом «Ценой любви» дошел только до интерлюдии, рассказ о тоске в разлуке еще даже не был начат, взгляды еще не встретились, в ее теле еще даже не пробудился отклик, а Ван Чэнь уже радостно скатился с нее. Его поглощенность самим собой обесценила и лишила смысла копившиеся в ней всю неделю нежность и горячее желание, что оказалось за мили и километры от той картинки, которую она воображала себе бессчетное количество раз. Она съежилась на уголке кровати с лицом, на котором смешались боль от невыносимости бытия и разочарование.

Когда Ван Чэнь увидел ее лицо, его выражение удивило и одновременно рассердило его. «Неужели тебе, Лу Сяобин, не было хорошо?» — подумал он про себя. Но, выскажи он вслух эти слова искреннего удивления, прозвучало бы так, словно он принудил ее к близости.

— Так и должно быть! — сказал он. — Если мы поженимся, это и есть супружеская жизнь, супружеская ответственность и супружеский долг. Когда иностранцы женятся, они должны вписать в брачный контракт и нотариально заверить, сколько раз в неделю будут заниматься любовью. А если это условие не выполняют, то другая сторона может подать в суд, чтобы расстаться с ним или с ней.

От таких слов в груди Лу Сяобин немедленно поднялся протест. Как он может измерять чувство вульгарным стандартом «сколько раз в неделю», подумала она. Она вспомнила, как в детстве наблюдала за дедушкой и бабушкой, сидевшими на балконе и беседовавшими с чашками зеленого чая в руках; или один из них дремал, а другой негромко читал вслух какое-нибудь изящное эссе. Лу Сяобин любовалась безмятежными сценами их совместной жизни. Пронизавшая их духовная красота, красота любви долгое время вдохновляла Лу Сяобин. Когда бабушка умерла после долгой болезни, не прошло и трех дней, как дедушка ушел вслед за ней, и это довольно сильно потрясло Лу Сяобин. Сравнивая увиденное со своими нынешними обстоятельствами, она чувствовала, что ей кое-чего недостает. Она снова и снова размышляла над этим и пришла к выводу, что Ван Чэнь слишком потворствует своим физиологическим желаниям, а заодно и ее тянет за собой, опуская до животного уровня. Эстетика исчезла, осталось только стремление к удовольствию. А как только все свелось к его удовлетворению, исчезла даже самая элементарная форма красоты.

В этот момент Ван Чэнь заявил:

— Если я не буду заниматься с тобой любовью, ты останешься со мной? Вот и наоборот то же самое. Есть любовь — ею занимаешься, а как занялся — так еще больше полюбил. Если переложить на философию, то это как раз таки взаимодействие формы и содержания.

Ван Чэнь был очень доволен, что смог применить в этой ситуации ту капельку поверхностного знания, которое получил, посещая открытые лекции в университете. Как будто точильный камень к острию ножа приложил. Увидев, что Лу Сяобин онемела и слова вымолвить не может, он великодушно обнял ее и сказал с видом величия, снисходительного к ошибкам менее просвещенных:

— Ну все, перестань всякую чепуху придумывать.

Лу Сяобин строптиво извивалась в его объятиях, стремясь продолжить разговор.

— Если со мной вдруг случится паралич или… в общем, если я больше не смогу жить половой жизнью, то ты, получается, больше не захочешь быть со мной?