Дун Си - Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси [антология]

— Что тут непонятного, они же муж и жена.

Ван Чэнь никогда не думал об этом, да и не интересовался. Он сел и позвал Лу Сяобин вместе посмотреть телевизор.

Лу Сяобин не шевельнулась. Безразличие Ван Чэня к браку собственных родителей несколько сердило ее.

— Почему они не разводятся? — спросила она. Ее слова звучали так, словно она одобряла такую идею.

Ван Чэнь, собиравшийся открыть дверь, отдернул руку и постучал Лу Сяобин по голове со словами:

— Есть кто дома?

Лу Сяобин схватила его руку и сказала с серьезным видом:

— Этот брак кажется тебе бессмысленным? Никто никого не любит, какой смысл так упрямо оставаться вместе?

Ван Чэнь, однако же, вовсе так не считал. Куча семей на шахте именно так и живет. Если в какой-то семье мужик не может с бабой в кровати справиться — вот тогда это бессмысленно.

— Неужели ты не видишь, что между ними конфликт? — нахмурившись, спросила Лу Сяобин.

— Коли в кровать ложатся, какой такой конфликт может быть? — неодобрительно ответил Ван Чэнь. Его внезапно осенило: — Будь у них конфликт, разве ж насношали бы они нас с братом и сестрой?

Такие высказывания были очень неуважительными, но казались ему прекрасным аргументом.

Все это крайне омрачило настроение Лу Сяобин. В ней вдруг зародилась мысль о том, как она сама будет жить в браке с Ван Чэнем. В это время его мать велела им сходить в лавочку возле двора и купить соевого соуса.

По дороге назад им навстречу попалась девушка в оранжевом пальто, из-под которого виднелась черная зимняя юбка. Надо сказать, такие цвета сочетались довольно гармонично. Вот только пальто было бесконечно длинным, закрывало голени, а зимняя юбка была длиной до лодыжек, да к тому же расклешенная в форме рыбьего хвоста, подол юбки волочился вслед за пурпурными кожаными сапожками с металлической застежкой-молнией. Выглядело так, словно девушка тащит гору выдранных бараньих кишок, а еще на колыхающуюся медузу. Волосы были завиты большими волнами, но, будучи густыми и жесткими, не изящно ниспадали на плечи, а торчали во все стороны, придавая ей рассерженный вид. Девушка оказалась знакомой Ван Чэня и поздоровалась с ним. Когда она открыла рот, они услышали вульгарный, тяжелый бочэнский говор, под тяжестью которого даже брюки могли позорно свалиться вниз, и никакой ремень не удержит. Ван Чэнь ответил ей, его выговор, однако, значительно отличался от девушкиного. Он мог бы увеличить дистанцию между ними еще больше, его пекинское произношение уже совпадало с местным процентов на восемьдесят. Он подсознательно решил пройти по краю: с одной стороны, показал их общность, а с другой — обозначил расстояние. Впрочем, между ними вовсе не было конфликта, напротив, они общались вполне миролюбиво. Девушка испытывала почти слепое благоговение перед ним, и от этого впечатление, что Ван Чэнь, несмотря на то что стал пекинцем, проявлял по отношению к ним земляческое внимание, только усиливалось. Девушка прибавила радушия и растянула губы в усмешке, демонстрируя два ряда ослепительно белых виниров, таких белых, что аж страшно. В тот момент, когда она поворачивалась к Лу Сяобин, эта преувеличенная сердечность, естественно, ослабевала. Однако такого ничем не мотивированного энтузиазма было более чем достаточно. Лу Сяобин сдержанно поджала губы и кивнула: «Здравствуй». Всего одно слово, но как оно отличалось от того, что говорил Ван Чэнь! Непринужденно, но при этом аккуратно, цельно и естественно, а не распущенно или вычурно. Было едва заметно, как глаза девушки замерцали, и в них появилось кое-что, что она очень старалась скрыть. Неброская одежда Лу Сяобин, ее теплая улыбка и мягкий, но вместе с тем обладающий какой-то силой взгляд оказал непонятное давление на привычную самоуверенность девушки. Она хотела бросить вызов, но сама же невольно пыталась от него уклониться, ее интонация, взгляд и движения неизбежно приобрели гиперболический размах, а ее агрессивный напор сам собой постепенно сошел на нет. Вот так тихо, с непонятной улыбкой говорила, не стремясь произвести впечатление, Лу Сяобин. Девушка провела ладонью по волосам, словно хотела смахнуть что-то, что давило ей на макушку, внезапно прервала разговор и попрощалась с ними. Ее удаляющаяся спина всем видом показывала, что она только что сбросила какое-то бремя.

Глянув вслед девушке еще раз, Ван Чэнь будто что-то про себя обдумывал, затем с силой прижал к себе Лу Сяобин и с преувеличенной похвалой в голосе провозгласил:

— А все ж моя женушка лучше всех!

Эти слова не слишком обрадовали Лу Сяобин, но она все-таки засмеялась, положила на Ван Чэня локти и ответила:

— Не женушкай, давай без пошлостей, а?

Когда они почти дошли до входа в здание, с боковой дорожки вдруг подбежал и втиснулся между ними какой-то парень. Он зарядил в грудь Ван Чэня кулаком и громко заорал:

— Твою же мать, чувак, ты вернулся!

Лу Сяобин страшно испугалась, решив, что человек решил подраться с ним. Только она хотела выступить вперед, чтобы защитить его, как Ван Чэнь тоже заорал:

— Лю Сань?!

Лу Сяобин, обняв бутылку из-под соуса, стоя в сторонке, смотрела, как эти двое радуются. Лю Сань скользнул по ней взглядом, кончики его бровей цинично приподнялись.

— Твоя? — спросил он.

Спросил как будто между делом, как о пустяке. Голос Ван Чэня стал немного неестественным.

— Да, моя девушка.

Наверное, он прекрасно знал, какую реакцию это вызовет у Лю Саня. Тот смерил его взглядом, нарочно отступил на шаг, вдохнул так, словно у него болят зубы, и сказал:

— Да ты, твою мать, пекинцем заделался!

Слышать такое было не слишком приятно. Ван Чэнь шагнул вперед, протянул руку и сдавил локтем шею Лю Саня, а второй рукой сгреб живот Лю Саня и детским, притворно-сердитым голосом прохныкал:

— Твою мать!

Теперь Лю Сань пришел в хорошее настроение и, показав большим пальцем на Лу Сяобин, еще раз с нажимом уточнил:

— Жена твоя, да?

Ван Чэнь мог только ответить:

— Да, жена.

Лу Сяобин была и смущена, и рассержена, она словно угодила в лапы торговца живым товаром, сердито развернулась и ушла.

Лю Сань презрительно скривил рот.

— В Пекине поди нашел, с характером. — И тут же доспросил: — А Су Цзе ты видел? Она вернулась. — И, не дожидаясь ответа, как и раньше, вздохнул: — Еще краше, чем была, вся такая иностранная, сразу видно, мать ее, шанхайского человека, да еще и на шанхайском диалекте с нами поздоровалась.

Лю Сань хотел выучить пару фраз, но обнаружил, что не знает, как подступиться к звукам, ему никак не давалась эта мелодика с мягкими тонами и интонациями, напротив, ему будто глотку залепило сахарной ватой. Он хохотнул и глянул на Ван Чэня с явным намеком:

— В этот раз, однако, тебе придется потрудиться.